Соузы безжалостные жители внутренних районов Мозамбика. Этот эпизод оказался поучительным для Камоэнса, по крайней мере, в одном отношении: стало ясно, что когда вы привозите какую-нибудь байку из неизведанного мира, то крайне маловероятно, что ее проверят или опровергнут, и рассказчик может свободно строить ее так, как того требуют обстоятельства. Или, как сказал один писатель того времени, великие путешествия способствуют великой лжи[101].

Решимость превратить индийские плавания португальцев в легенду нашла опору в одном из открытий – или, скорее, «переоткрытий», – сделанных в Южном полушарии. Мореплаватели увидели созвездие Корабль Арго[102], описанное Птолемеем еще во II веке, но с тех пор не наблюдавшееся европейцами, и это послужило для некоторых подтверждением, что европейцы повторяют легендарное путешествие Ясона и его команды, включавшей, в частности, певца Орфея и героя Геракла, на борту корабля «Арго», который впоследствии увековечили, превратив в созвездие. Трофей, найденный аргонавтами, – золотое руно, висевшее на ветке в Колхидском царстве, – обещал подарить своему владельцу не только огромное богатство, но и солдат, выросших из земли, засеянной зубами дракона – чудесного союзника, напоминающего того, которого искали португальцы[103]. Поэт Вергилий даже предсказывал, что море снова соблазнит людей на легендарные путешествия:

Явится новый Тифис и Арго, судно героев

Избранных. Боле того: возникнут и новые войны,

И на троянцев опять Ахилл будет послан великий[104].

Вполне естественно, что в этом пророчестве португальцы увидели себя, несмотря на некоторые разногласия по поводу того, куда указывает Корабль Арго – на восток, в сторону Индии, или на запад, к испанским завоеваниям в Северной и Южной Америке. Орден Золотого руна, основанный в Бургундии как братство рыцарей-крестоносцев, обрел новую жизнь как символ европейской экспансии в мир; Дамиан даже присутствовал в Брюсселе, когда Карл V сделал короля Мануэла членом ордена, и покупал по поручению короля золотое облачение для капеллы братства. Классический труд о путешествии Ясона – поэма «Аргонавтика» Аполлония Родосского, написанная, как считается, библиотекарем знаменитой Александрийской библиотеки в III веке до нашей эры – обрел огромную популярность после плаваний 1490-х годов, и ученые по всей Европе, в том числе и в португальских университетах, изучали его, разыскивая подсказки, касающиеся античного мореплавания. Читал поэму и Дамиан, хотя его в основном интересовали морские жители, которых аргонавты якобы встретили у Африки[105].

Ясон, возвращающийся с золотым руном. Гравюра Уго да Карпи (1480–1532)

После того как Васко да Гама вышел в Мозамбике к торговым путям Аравийского моря, португальцам оставалось просто следовать вдоль восточного побережья Африки, пока не найдется лоцман, готовый провести их в Индию. В конце концов в Малинди они наняли лоцмана-гуджаратца по имени Малемоканакуа и после не отмеченного какими-либо событиями 23-дневного перехода прибыли в Каликут (Кожикоде) на Малабарском побережье. Для португальцев это был первый опыт встречи с переменными муссонными ветрами, которые в течение полугода быстро доставляли корабли из Индии в Восточную Африку, а затем меняли направление, дуя в сторону Малабарского побережья; впрочем, португальцы не сразу осознали, что против этих ветров плавать бессмысленно. 17 мая 1498 года экспедиция увидела Каликут, хотя поначалу его было трудно различить сквозь дождь, сильный, как металлические цепи, разворачивающиеся с неба (если прибегнуть к выражению одного тамильского поэта). Когда небо прояснилось, казалось, что их молитвы услышаны: хотя местные жители с трудом понимали магрибский арабский, на котором говорили португальские переводчики, в торговом квартале быстро нашелся человек, который не только понимал переводчиков, но даже говорил на кастильском испанском, поскольку сам был родом из Туниса и активно вел дела с португальскими купцами в Оране. Этот человек, Ибн Тайиб (или Монсаид для португальцев), поздравил их с прибытием в самый богатый порт мира и предложил стать посредником между ними и местным заморином (правителем), дворец которого находился в 15 милях вглубь страны в Патане. Португальцы даже узнали о существовании местных христианских общин, и это послужило подтверждением того, что апостол Фома действительно добрался до Индии и распространял Евангелие в этой странной земле и что Азия (как считали португальцы) полностью поделена между их врагами-мусульманами и вожделенными союзниками-христианами[106].

Аудиенцию у правителя организовали быстро, и охваченный волнением да Гама согласился покинуть свой корабль, отказавшись от правила, которого он до сих пор придерживался в путешествии – всегда оставаться на борту. Португальских офицеров несли в паланкинах, и измученные пешие солдаты с трудом поспевали за ними; поэтому делегация остановилась на отдых в Капотати, а затем двинулась вверх по течению в крытых листьями лодках к какому-то святилищу, где хозяин предложил им отдохнуть и вознести благодарность за успех их плавания. В своей тщательной реконструкции этих событий Дамиан отмечает, что португальцы понимали: это очень важное место, пункт паломничества верующих, причем, очевидно, христиан: над входом висели колокола, как на кампаниле[107], рядом стояла колонна, похожая на церковный шпиль, с петухом на вершине; и хотя встречавшие их святые люди были обнажены по пояс, они накинули платки, похожие на сто́лы[108] священников, и благословили посетителей, как делалось у них на родине: окропив их водой с ветки иссопа и помазав сандаловым маслом. Португальцев провели в здание размером с большой монастырь; они прошли через комнаты с множеством нарисованных на стенах изображений – безусловно, поразительных, хотя, возможно, и не таких впечатляющих, как сцены сверхъестественных явлений на алтарных картинах Мемлинга и Босха, – во внутреннее святилище, где в темноте едва различался силуэт какой-то статуи. Подойти ближе чужакам не позволили. Обратившись к статуе и произнося: «Мария! Мария!», все хозяева простерлись ниц, вытянув руки перед собой, а затем поднялись на ноги и принялись молиться; португальцы последовали их примеру, упав на колени и прославляя в экстазе Пресвятую Мать[109].

Появившееся позже осознание того, что христиане по ошибке поклонились чужеземному идолу, стало поводом для смущения и определенного беспокойства. Существовали люди, видевшие в индийской триаде – Брахма, Вишну и Шива, вместе известные как Тримурти, – подтверждение того, что идеи христианства универсальны и могли появиться только в результате откровения, а не случайно. На этом сходство не заканчивалось: индийский бог-создатель Брахма, как и христианский Иегова, был несколько отстраненной фигурой, и культовые сооружения ему посвящались редко; зато они часто украшались статуями женских фигур, подобно тому, как европейские соборы в подавляющем большинстве случаев посвящались Деве Марии. Центральное место в обеих религиях занимает святой праздник – месса в христианском богослужении и прасад, подношение божеству в виде пищи, которую затем раздают верующим как божественное благословление; по сей день в индийских церквях есть таблички, разъясняющие, что святое тело Спасителя – это не бесплатный обед. Томе Пиреш