содержательных связей с Черными женщинами и с нашими проблемами. Но поскольку насилию подвергаются Черные женщины, поскольку проливается наша, женская кровь, это Черным женщинам решать, считать ли сексизм в Черном сообществе нездоровым явлением. И разговор об этом для нас – не теория. Те «творческие отношения», о которых говорит Стейплс, в Черном сообществе почти неизменно приносят выгоду Черным мужчинам, учитывая соотношение Черных мужчин и женщин и вытекающий из него баланс власти в контексте спроса и предложения. Многоженство считается «творческим», а лесбийские отношения – нет. Примерно так же «творческими отношениями» между хозяином и рабом всегда считались такие, которые приносили выгоду хозяину.

Результат женоненавистничества в Черном сообществе – трагедии, которые наносят ущерб всем Черным людям. Эти действия нужно рассматривать в контексте систематического принижения Черных женщин в этом обществе. Именно в этом контексте мы становимся законными и приемлемыми мишенями для ярости Черных мужчин, настолько приемлемыми, что даже Черный социолог-мужчина оправдывает и извиняет это обезличивающее насилие.

Черные женщины больше не согласны терпеть это насилие во имя солидарности или Черного освобождения. Куда бы ни привел диалог между Черными женщинами и Черными мужчинами, начинаться он должен с этого.

Открытое письмо к Мэри Дейли

Это письмо я написала Мэри Дейли[51], авторке «Гин/экологии»[52], 6 мая 1979 года. Четыре месяца спустя, не получив ответа, я делаю его открытым для женского сообщества.

Дорогая Мэри,

В минуту спокойствия посреди этой безумной и кровавой весны[53] я хочу сказать тебе то, что давно уже обдумывала. Я надеялась, что наши пути пересекутся, что мы сможем сесть и поговорить, но этого не произошло.

Я желаю тебе силы и удовлетворения от твоей будущей победы над репрессивными силами университета в Бостоне[54]. Я рада, что так много женщин пришли на собрание, и надеюсь, что эта демонстрация объединенных сил поможет расширить пространство для твоей жизни и роста.

Спасибо, что выслала мне «Гин/экологию». В ней так много значительного, полезного, плодотворного, вдохновляющего. Как и в «Помимо Бога-Отца»[55], многие твои идеи поддерживают меня и придают мне сил. Именно благодаря тому, что ты дала мне в своей прошлой работе, я пишу тебе сегодня это письмо, надеясь разделить с тобой плоды моих озарений, как ты разделила свои со мной.

Я пишу с задержкой, вызванной тяжелыми сомнениями в том, стоит ли обратиться к тебе, так как то, что я хочу предложить к размышлению, – нелегкие и нерадостные вещи. Мешает мне долгая и удручающая история неспособности белых женщин слышать слова Черных женщин и вести разговор с нами. Но поверить заранее, что ты не услышишь меня, было бы, пожалуй, проявлением не только истории, но и того старого – то защитного, то непродуктивного – способа строить отношения, который мы как женщины, создающие наше будущее, надеюсь, прямо сейчас разрушаем и преодолеваем.

Я верю в твои добрые намерения по отношению ко всем женщинам, в твое видение будущего, которое принесет процветание всем нам, и в твою приверженность тяжелому и часто мучительному труду, необходимому для перемен. Взяв это за основу, я приглашаю тебя совместно прояснить некоторые различия между нами: Черной и белой женщинами.

Когда я начала читать «Гин/экологию», я искренне восхищалась той картиной, которая вставала за твоими словами, и кивала, когда в «Первом коридоре»[56] ты говорила о мифе и мистификации. Твои слова о природе и функции Богини, о том, как вымарывался ее образ, согласуются с тем, что я узнала в своих изысканиях по африканской мифологии/легендам/религии об истинной природе древней женской силы.

Поэтому я удивилась: почему Мэри не рассматривает пример Афрекете[57]? Почему ее образы богини только белые, западноевропейские, иудеохристианские? Где же Афрекете, Йемайя, Ойо и Мавулиса[58]? Где богини-воительницы вуду, дагомейские амазонки и воительницы дан[59]? Наверное, подумала я, Мэри сознательно решила сузить свой предмет и рассматривать только экологию западноевропейских женщин.

Затем я дошла до первых трех глав твоего «Второго коридора», и здесь уже стало понятно, что ты рассматриваешь и неевропейских женщин, но только как жертв или охотниц друг на дружку. Я почувствовала, как моя история и мои мифические истоки искажаются отсутствием образов моих могущественных праматерей. То, что ты пишешь об африканских калечащих операциях на гениталиях[60], – важная и необходимая часть в любом исследовании женской экологии, и об этом до сих пор слишком мало написано. Но делать из этого вывод, что все женщины испытывают одно и то же угнетение просто потому, что мы женщины, – значит не замечать всё многообразие орудий патриархата. Это значит игнорировать то, как женщины неосознанно используют эти орудия против других женщин.

Отвергнуть наших Черных праматерей – это, вполне возможно, означает отвергнуть тот источник, от которого европейские женщины научились любви. Как афроамериканская женщина в белом патриархате, я привыкла к искажениям и тривиализации моего архетипического опыта, но очень больно переживать это от женщины, чье знание так соприкасается с моим.

Когда я говорю о знании, ты знаешь, я говорю о той темной и истинной глубине, которой служит и сопутствует понимание и которую оно посредством языка делает доступной для нас и для других. В этой глубине внутри каждой из нас взращивается видение.

То, что ты исключила из «Гин/экологии», отвергает мое наследие и наследие всех других неевропейских женщин и отрицает подлинные связи, существующие между всеми нами.

Очевидно, что для этой книги ты проделала грандиозную работу. Но исключать связь с небелой женской силой и символикой даже из примечаний к твоей книге просто потому, что об этом так мало написано словами белых женщин с радикально-феминистской точки зрения, – значит отрицать источник неевропейской женской силы и мощи, питающий видение каждой из нас. Это сознательный выбор и высказывание.

Далее, когда я поняла, что единственные цитаты слов Черных женщин в твоей книге – это те, что ты использовала в начале главы об африканских калечащих операциях на гениталиях, я невольно задумалась, зачем вообще нужно было их использовать. Если говорить за себя, я почувствовала, что ты извратила мои слова, использовав их как свидетельство против меня же как женщины Цвета. Ведь те мои слова, что ты взяла, подходят для этой главы не лучше и не хуже, чем «Поэзия – не роскошь» или любое другое мое стихотворение – для других частей «Гин/экологии».

И поэтому, Мэри, в моей голове возникает вопрос: читаешь ли ты когда-нибудь на самом деле работы Черных женщин? Читала ли ты когда-нибудь мои слова или просто пролистала их в поисках цитат, которые, по