твоему мнению, пригодились бы для подтверждения уже готовой идеи, затрагивающей какую-то старую и искаженную связь между нами? Это не риторический вопрос.

Для меня это ощущается как очередной случай, когда знание, кронология[61] и труд женщин Цвета отправлены в гетто белой женщиной, которая опирается только на патриархальную западноевропейскую систему ориентиров. Даже твои слова на странице 49 «Гин/экологии»: «Сила, которую само-ориентированные женщины обретают, находя наши Истоки, есть наша собственная сила, которую мы возвращаем своему „я“» – звучат иначе, если вспомнить те древние традиции власти, силы и заботы, которые встречаются в отношениях африканских женщин. Этот источник открыт для всех женщин, которые не боятся открыть для себя связь с самими собой.

Читала ли ты мои работы и работы других Черных женщин, чтобы найти то, что они могли тебе дать? Или ты лишь охотилась за словами, которые бы придали легитимности в глазах других Черных женщин твоей главе об африканских калечащих операциях на гениталиях? И если так, то почему не использовать наши слова, чтобы подкрепить или пояснить другие места, в которых мы связаны в нашем бытии и становлении? Если же таким образом ты пыталась обратиться не к Черным женщинам, то как наши слова пояснили твою мысль для белых женщин?

Мэри, я прошу тебя вдуматься в то, как это служит деструктивным силам расизма и разделения между женщинами, – допущение, что женская история и мифология белых женщин – это легитимная и единственная женская история и мифология всех женщин, к которой им надлежит обращаться в поисках силы и истоков, и что небелые женщины и наши истории достойны упоминания лишь как украшения или как примеры викитимизации женщин. Я прошу тебя обратить внимание на последствия такого пренебрежения для сообщества Черных женщин и других женщин Цвета и на то, как оно обесценивает твои собственные слова. Это пренебрежение ничем существенно не отличается от того прицельного обесценивания, которое делает Черных женщин жертвами – в том числе жертвами убийств, прямо сейчас происходящих в твоем городе. Когда патриархат пренебрегает нами, он потворствует нашим убийцам. Когда нами пренебрегает радикальная лесбийская феминистская теория, она роет яму сама себе.

Это пренебрежение – нешуточная преграда для общения между нами. Из-за этой преграды гораздо проще отвернуться от тебя совсем, нежели попытаться понять ход мысли, приводящий тебя к твоим решениям. Что будет дальше между нами: война, сепарация? Ассимиляция с чисто западноевропейской женской историей неприемлема.

Мэри, я прошу тебя вспомнить то темное, древнее и божественное внутри тебя, что помогает тебе говорить. Как отверженные, мы нужны друг дружке для общения, поддержки и всех других надобностей жизни в приграничье. Но чтобы встретиться, мы должны узнать друг дружку. Пока же мне кажется, что если ты настолько сильно раз-знала меня, то, возможно, я ошиблась в тебе и больше тебя не узнаю.

Я чувствую, что ты ценишь различия между белыми женщинами как творческую силу, направленную на изменения, а не как причину для непонимания и разъединения. Но ты не сознаешь, что эти различия подвергают всех женщин – в качестве женщин – разным формам и степеням патриархального угнетения и что некоторые из них мы разделяем, а некоторые – нет. Например, наверняка тебе известно, что для небелых женщин в этой стране смертность от рака груди составляет 80 процентов, что они подвергаются неоправданным вскрытиям брюшной полости, удалению матки и стерилизации в три раза чаще, чем белые женщины, и что риск изнасилования, убийства или нападения для них в три раза выше, чем для белых женщин. Это статистические факты, а не совпадения или параноидальные фантазии.

Внутри сообщества женщин расизм – реальная сила, влияющая на мою жизнь так, как она не влияет на твою. Белые женщины в капюшонах, раздающие на улицах в Огайо брошюры Ку-клукс-клана, возможно, не одобрят то, что ты говоришь, но меня они пристрелят на месте. (Если бы мы с тобой вместе зашли в женскую школу в каком-нибудь захолустном городке в Алабаме, где о нас знали бы только то, что мы обе лесбиянки/радикалки/феминистки, ты бы сразу увидела, о чем я говорю.)

Угнетение женщин не знает ни этнических, ни расовых границ, это правда, но это не значит, что в рамках этих различий оно одинаково. Этих границ не знают и вместилища нашей древней силы. Обращаться к одному, даже не упоминая о другом, – значит искажать и нашу общность, и наше различие.

Потому что тогда за пределами сестринства всё так же царит расизм.

Мы впервые встретились на панельной дискуссии Ассоциации современных языков «Преобразование молчания в язык и действие». Это письмо – попытка нарушить обет молчания, который я дала себе самой незадолго до того дня. Тогда я решила, что никогда больше не буду говорить с белыми женщинами о расизме. Я чувствовала, что это пустая трата сил – из-за деструктивной вины и оборонительной позиции, а еще потому что всё, ч т о бы я ни сказала, могли бы сказать друг дружке белые женщины – сказать лучше, с несоизмеримо меньшими эмоциональными затратами для говорящей, и, скорее всего, их бы лучше услышали. Но я бы не хотела уничтожать тебя в своем сознании, я хотела бы, чтобы мне не пришлось этого делать. Поэтому на правах сестры-Ведьмы[62] я прошу тебя ответить на мои впечатления.

Сделаешь ты это или нет, Мэри, в любом случае я снова благодарю тебя за то, чему научилась у тебя.

Это письмо – мой ответный дар.

В руках Афрекете,

Одри Лорд

Дитя-мужчина: ответ черной лесбиянки-феминистки[63]

Эта статья – не теоретическое построение о матерях-лесбиянках и их сыновьях, не набор советов. Это попытка изучить несколько фрагментов общей истории, принадлежащей моему сыну и мне, и поделиться ими. У меня двое детей: дочь Бет пятнадцати с половиной лет и четырнадцатилетний сын Джонатан. Эта статья о том, как всё было/есть у нас с Джонатаном, а теорию я оставляю другому времени и другому человеку. Это просто история одной женщины.

У меня нет золотого послания о воспитании сыновей для других матерей-лесбиянок, нет секрета, который пролил бы свет на ваши вопросы. У меня есть свои способы переформулировать те же самые вопросы в надежде на то, что все мы сможем поговорить о них и о тех частях наших жизней, которыми нам нужно поделиться. Мы – женщины, вступающие в контакт с самими собой и друг с дружкой, преодолевая ограничения печатной страницы и стремясь использовать наше знание или знание других женщин.

Вернейшее направление