— И это все, что ты можешь сказать?! — Поддавшись наконецгневу, Уэллен Бедлам поднялся, опрокинув на пол тарелку с фруктами. — Онипогибли ни за что ни про что!

— В жизни своей, — тихо и терпеливо сказал чародей, — явидел смертей больше, чем рыб в море. Теперь меня волнует разве что моясобственная. Даже после стольких неудачных попыток…

Ученый замер на месте, снедаемый разочарованием. Он не могсказать ничего, способного прошибить апатию хозяина, воздвигавшуюся в течениесрока, по меньшей мере вдесятеро — а скорее, во сто или в тысячу раз — длиннеевсей его жизни.

Исполненный горечи, Уэллен собрал рассыпавшиеся фрукты.Придет время, подумалось ему, и этот чародей пожалеет о своих словах. В гневеученый представил себе, как колдун перед собственной смертью вспомнит о них.Что он скажет тогда? Членов экспедиции, по крайней мере, может оплакать он, ихпредводитель. А такого, как этот Сумрак, и оплакивать никому не захочется!

Некоторое время он ел молча. Темный волшебник, казалось, былудовлетворен тем, что просто смотрел в его сторону. Уэллен старался невстречаться с ним взглядом, но тени, все сгущавшиеся и сгущавшиеся вокругчародея, начинали тревожить его. На что же этот Сумрак похож? Как должнадействовать на бренную плоть такая долгая жизнь?

Стоило ему закончить еду, как к первой тревоге добавиласьеще одна. Что-то с пещерой… Уэллен поднял взгляд и осмотрел помещение, необращая внимания на внезапно застывшего недвижно хозяина. Что же такое с этойпещерой?

И тут он впервые осознал, что не видит в пещере ничего, заисключением стен, трона и стола… Да и стол был виден только тогда, когдачародей находился рядом с ним. Всякий раз, пытаясь разглядеть какой-нибудьпредмет, Уэллен обнаруживал, что взгляд его помимо воли устремляется в сторону,к чему-то менее важному. Сосредоточившись, любопытный исследователь сумелразличить ряд столов, но что на них лежало, понять не мог.

— Итак, ты видишь сквозь туман, — заметил окутанный тенямихозяин. — Значит, в тебе все-таки есть что-то от Дру…

При последних его словах Уэллен утратил сосредоточенность.Пещера вновь сделалась едва видимой обителью призрачного. Но это было уже всеравно. Сумрак дважды — а может, и больше — упомянул имя «Дру»…

— Ты говоришь о лорде Дразери?

— Лорде? Дразери? — Сумрак сухо хмыкнул, словно лишь сейчасвспомнил это имя. — Я говорю о давно умерших, друг мой. О себе и прочих…

Типичный для него ответ, — подумал ученый.

Смысла в продолжении этой темы не было. Все егопредположения так и останутся всего лишь предположениями. Но все же, есличародей действительно тот, за кого выдает себя, — современник легендарноголорда, неужели он…

Сбитый с толку, ученый покачал головой. Никто не смог быпрожить так долго.

И тут Сумрак поразил его. Он вдруг резко откинул за спинусвой капюшон.

Кажется, — поправил себя ученый, — этот смог…

Издали чародей напоминал престарелого книжника, человека насклоне лет, однако не собирающегося сдаваться. В нем чувствовалась невероятнаямощь. Будь на его месте любое другое существо, Уэллен не смог бы сказать большеничего. Но кожа Сумрака казалась столь сухой, что ученый подумал, нерассыплется ли она в прах от прикосновения.

То была кожа человека, который должен был быть мертвым и всеже жил.

Оторвав взгляд от плотно обтянувшей череп, словнопергаментной, кожи, Уэллен взглянул колдуну в глаза. И с запозданием пожалел обэтом. Глаза хозяина были хрустальными. Нет, не сделанными из хрусталя, а такимиже, как у самого Уэллена, только обладавшими всеми качествами драгоценногокамня.

Если глаза — в самом деле зеркало души, то чародей явно ужене страдал ее наличием. Снаружи он еще мог казаться живым, но внутри былдавным-давно мертв…

Позже ученый мог лишь догадываться, почему выбрал именноэтот момент для вопроса, ибо неожиданно для себя самого он выпалил:

— Что ты намерен делать со мною дальше?

Слова эти во множестве пьес, виденных ученым на родине,предвещали смерть. При сложившихся обстоятельствах он бы не удивился, если б вреальной жизни получилось то же самое.

Но чародей сухо хмыкнул. И натянуто, словно только сейчасвспомнил, что умеет это делать, и не уверен в уместности чего-либо подобного,улыбнулся.

— Я намерен помочь тебе… если ты согласишься оказать помощьмне.

Звучит более чем прозрачно, но вряд ли обнадеживающе. Чтоможет такому сильному ведуну, как его спаситель, понадобиться от простогосмертного, который о волшебстве может только мечтать?

— Я не знаю, чем могу быть полезен тебе, — признался

Уэллен.

Он понимал, что, скорее всего, лишится жизни, однако нехотел лгать при сложившихся обстоятельствах.

— Я спрашиваю еще раз: что ты намерен делать со мной дальше?

Сумрак медленно побрел через пещеру, и там, где он проходил,обстановка приобретала более определенные очертания. Пещера наполниласьстолами, уставленными всем, что может понадобиться алхимику. Разнообразныехрустальные предметы, лучащиеся магической силой. Вырезанные в камне схемы иузоры, каких Бедлам никогда прежде не видал. Ученому в нем страстно захотелосьполучше рассмотреть все, вникнуть… Он недоумевал, что заставило чародеяпоказать ему все это. Проникся ли он доверием к гостю? Или просто уверен, чтоон, Уэллен, ничем не сможет повредить ему?

— Когда я увидел тебя… теперь-то я понимаю, как сильнозаблуждался… я полагал, что ты — другой. Я счел тебя человеком великойхрабрости и силы. — Закутанный в плащ чародей внезапно остановился и уставилсяв стену. Затем прошептал какое-то слово — Уэллен был уверен, что имя, — и,наконец, опомнился. — Человеком искренним и решительным. Тем самым, которыйпоможет мне одолеть препятствие, преграждающее путь к моей цели. — И что жеэто?

Рискуя вызвать гнев окутанной тенью фигуры, ученый намереннопоставил вопрос так, что тот мог относиться как к препятствию, так и к цели.

Чародей обернулся к Уэллену. Хрустальные глаза его сузились.Ученый никогда не думал, что ему доведется смотреть в лицо самой смерти, но вданный момент перед ним, пожалуй, был ее ближайший земной эквивалент.

— Ты знаешь об этом не хуже меня. Цель твоего прибытия сюдаясна, и даже слишком. Я знаю, истинная причина захоронена глубоко под пластамитвоего сознания. — Взгляд хрустальных глаз, казалось, прожигал насквозь. — Язнаю. Ты явился за книгой.