Мефодий внимательно оглядел конверт.

– Ничего нет.

– Посмотри с обратной стороны портрета! –подсказала Даф, демонстрируя неожиданную прозорливость.

Буслаев так и сделал и увидел две алые буквы «МБ».

– Что это? – спросил Меф машинально.

– Как что? «Мелкому барану» или «мародерствующемубугаю», – предположил Петруччо и затрясся от смеха, как посетитель музеяужасов, случайно присевший на электрический стул.

Чувство юмора у Петруччо было потрясающее. Оно потрясаловсех, в особенности самого Чимоданова, на которого вечно сыпались тумаки.

– И зачем Лигул прислал мне это? – спросил Меф.

Обычно он не тормозил, но по неясной причине этот портретпревратил его в поезд со сдернутым стоп-краном, который пытается тронуться, нотолько дергается.

Ната быстро взяла у него рамку и провела вдоль чутким носом.

– Странный этот Лигул! Он подписывает чужие портретыпомадой и пользуется женскими духами, – сказала она с издевкой.

Меф старался не смотреть на Даф.

* * *

Пробежав последний отчет, Улита сделала отметку в журналепоступления эйдосов и захлопнула его.

– Все! На сегодня хватит! Если кто-то до завтрашнегоутра скажет хоть слово про работу, он будет убит, расчленен лобзиком и спущен вканализацию! – заявила ведьма.

Она встала и, потянувшись, зевнула так, что челюсти у неещелкнули со звуком сработавшего волчьего капкана.

– Блин! Такая тоска зеленая, что я прям вяну! ЕслиЭссиорх не вернется через три дня, я срочно отращу себе белые крылышки и улечуза ним в Прозрачные Сферы! – пожаловалась она.

– А если не получится с крылышками? –любознательно поинтересовался Меф.

– Тогда выйду на улицу и буду убивать всех, чье имяначинается на «Э». Получи, фашист, гранату и распишись в квитанции!

Мефодий быстро взглянул на ведьму. Было не похоже, что Улиташутит. Она тосковала без Эссиорха. Мефу захотелось утешить Улиту, сказать, чтохранитель полетел хлопотать за Дафну, чтобы за нее поручились и вернули еймаголодии, но решил, что для приемной мрака это слишком скользкая тема.

Пытаясь успокоиться, Улита раскинула карты. Карты показаличто-то муторное, не вселявшее близких надежд.

– Ну вот! Никакого скоропалительного брака мне несветит! Все-таки паршиво, что я не какая-нибудь банальная Вихрова, которая ссеми лет мечтает выйти замуж с фатой и воздушными шарами.

Меф удивился. У него были иные представления о мечтахВихровой.

– Ната замуж с фатой и шарами? Да она со связаннымируками овчарку загрызет!

– Одно другому не мешает. Зло, особенно врожденное,любит быть сентиментальным, – заявила Улита.

С ведьмой Ната связываться не стала, а на Мефа посмотрелаясным и чистым взором. По ее лицу прокатилась неуловимая мимическая волна.Буслаев ощутил, как угол рта у него начинает оттягиваться вниз, а из глаз текутслезы. Ему захотелось разбежаться и головой вперед выпрыгнуть в окно.Зажмурившись, он усилием воли освободился от наваждения и показал Нате язык.Вихрова разочарованно отвернулась.

«А она совершенствуется!.. Раньше не действовало!» – отметилМеф.

Даф сидела на низком диванчике и смотрела на Депресняка.Подобрав мешавшие ему крылья, адский котик валялся на спине и лениво подгрызалножку кресла. Депресняку было плевать, что это красное дерево и восемнадцатыйвек.

Молчавший до сих пор Мошкин внезапно выдал серию сразу изтрех вопросов:

– Я не хочу погулять? У меня не болит голова, нет? Мыне сидим сегодня целый день в духоте?

Улита великодушно махнула рукой.

– Ступай, ступай, сомневающееся создание! Арея всеравно нет. Думаю, он появится с новым шрамом и парой дополнительных зазубрин наклинке…

Мошкин ушел. За Мошкиным потянулась Ната, заявившая, что унее три свидания на трех разных станциях метро. Следом за Натой слиняла самавеликая Улита, а за ней и Дафна с Мефодием. В конце концов, июль есть июль.

Только Чимоданов остался в резиденции мрака. К свежемувоздуху он относился подозрительно, как всякий истинный химик. Он поднялся ксебе, почитал справочник по взрывному делу, на всякий случай крепко связалЗудуку и лег спать. И, хотя дарха у него пока не предвиделось, снились емуотрывистые, жутковато-притягательные сны.

* * *

Когда Мефодий и Дафна вышли на улицу, солнце уже сползало кгоризонту. По Большой Дмитровке прокатывались людские волны. Офисники,завершившие рабочий день, медленно перетекали к метро и ближайшим парковкам. Наих усталых лицах читалась робкая мысль, что, несмотря на все свои косяки, жизньвсе же прекрасна и удивительна.

– Мы на Мамае? – спросила Даф.

– Нет. Одиннадцатым номером, – ответил Меф.

Даф кивнула. Что ж, пешком так пешком. Меф вечно забывал, скем связался. Когда через час подуставший Буслаев попытался скользнуть впиццерию, Дафна поймала его за майку.

– Давай еще пройдемся!

Лицо Мефа и морда Депресняка разом приняли одинаковоевыражение. Это было страдание замученных мужчин, которых куда-то тащат. Правда,оба вскоре утешились. Мефу понравилось лавировать в подворотнях, показываяДафне никому не известный путь к бульварам, который Дафна открыла еще годназад. Депресняк же улизнул куда-то, чтобы через минуту появиться с большойрыбиной в зубах.

– Где он ее поймал? Здесь нет прудов! – наивноудивилась Даф.

– Тогда уж не в пруду, а в Атлантике, где эта беднаярыба покончила с собой.

– Почему?

– Сама посмотри. Когда ей стало ясно, что от твоегоманьяка ей не улизнуть, она закололась и изжарилась. Вон вилка торчит, –сказал Меф.

Дафне стало совестно. Значит, Депресняк опять ограбилкого-то из посетителей ресторана. То и дело взлетая, чтобы не отстать, кот рвална асфальте рыбину. Покончив с ней, он перелетел на плечо к Дафне и ржавозамурлыкал. Поел-поспал-подрался – к этим трем вещам Депресняк относился сисключительной серьезностью.

Они свернули в переулок. В арке краской было крупнонаписано: «Рома + Леся. Я люблю тебя, мое солнышко! Прости!» Прошли метров стои снова «Рома + Леся», только уже на асфальте. Краски не жалели. Трудились отдуши.

– Угадай, кто это написал? – лениво спросил Меф.

– Чего тут угадывать? Рома, – сказала Даф.