Стоило отлучиться на несколько часов, а потом, вернувшись,резко распахнуть люк, чтобы увидеть, как серые попискивающие шарики прыгают сгамака, стола, стульев. Антигон обычно с воплем кидался и принималсябессистемно колотить по полу булавой. Позиция же Ирки была скореефилософски-выжидательная. Она не падала в обморок, не забиралась с ногами настол и не голосила при виде мышей. Для валькирии это было бы дурным тоном.

В целом Ирка относилась к мышам терпимо, до тех пор покаодна из них не свалилась ночью с веревки гамака ей на лоб и, пища от ужаса, неполезла прятаться за ворот. Что мышь забыла почти на альпинистской высоте,вдали от мышиного подполья, осталось для Ирки загадкой. Есть там нечего,смотреть тоже не на что. Разве что неосознанная тяга к спортивным рекордам.Лезут же люди в горы, так почему мышам нельзя на гамак?

Через две недели Ирка обнаружила в сумке для ноута, прямо напроводах зарядки, пищащих мышат. Она так и не решилась к ним прикоснуться и,осторожно вернув сумку в угол, задумалась. Как мыши могли оказаться в закрытойна молнию сумке, осталось загадкой.

«Нет, так дальше жить нельзя! В дурацком лесу, с занудой Антигоном,без особых перспектив, с запретом на настоящую любовь!.. И вообще завтра жекуплю мышеловку!» – подумала она уныло.

Потом подошла и, отогнув угол сумки, пошире открыла молнию.

– Зачем? – спросил Антигон, с интересомнаблюдавший за ней.

Ирка смутилась.

– Ну… э-э… чтобы родители-мыши смогли попасть к детям!

Кикимор хрюкнул.

– Они и раньше прекрасно могли.

– Ну, может, сумка теперь не так лежит и имнеудобно? – предположила Ирка с внутренней досадой на кикимора. Вот ужмужики, не понимают элементарных бытовых проблем!

Антигон склонил голову набок. В выпуклых русалочьих глазах –пытливость.

– Вы же говорили, что не любите мышей, гадкаяхозяйка? – спросил он вкрадчиво.

– Нет. Не люблю. Кота куплю, и тема закрыта, –Ирка сердито отвернулась.

Уже наутро она пожалела о своих словах. На полу у кухонногостола тянулась цепочка из девяти мертвых взрослых мышей, выложенных как пониточке – голова к голове.

– Ты что, раздобыл кота? – крикнула Ирка.

– Зачем сразу кот, мерзкая хозяйка? О вас и без котаесть кому позаботиться! – сказал Антигон и уставился на хозяйку, явноожидая поощрения.

От пальцев ног и до ушей он весь был одна сплошная гордость.Его поэтическая шевелюра растрепалась. Рыжие бакенбарды пылали. Ирка кинулась ксумке. Мышата, по счастью, были целы. Тронь Антигон хотя бы одного мышонка, онполучил бы трепку, которая снилась бы ему до глубокой старости в самыхволнительных снах.

Даже стараниями Антигона мыши не перевелись. Сейчас Ирка необращала на мышей особого внимания. Они стали чем-то привычным и давно невызывали ничего, кроме фоновой досады. Сделав короткую запись в дневнике, Иркалегла в гамак и почти сразу уснула. Превращение в лебедя или волчицу всегдаотнимало у нее много сил.

По умолчанию ничего не бывает. Всякое новое счастье или дажепросто покой нужно выстрадать и заслужить. По умолчанию человек толькоскатывается.

«Книга Света»

Инструкция № 177 бытового кодекса мрака гласит: еслихочешь поссорить брата с сестрой, посели их в однокомнатную квартиру и сделайтак, чтобы ни один из них не имел ни денег, ни желания снимать что-нибудьдругое. Мрак уважает свои инструкции, и именно поэтому Зозо и Эдя по-прежнемужили вместе. Молнии скоропалительных свадеб, во множестве сверкавшие вокруг,так и не поразили эти две сосны, росшие рядом на вершине горы.

Правда, у Хаврона была Аня, но неосознанными стараниями Эдироман все больше принимал формы вялотекущие и безнадежные. Менять привычныйуклад жизни надо решительно, как и прыгать в ледяную воду. Чем дольше ты стоишьна берегу и трогаешь ее большим пальцем ноги, тем больше вероятность, чтоникакого экстремального купания вообще не произойдет. С вежливой улыбкой тыпопятишься от речки и скроешься в теплых объятиях автомобиля.

Эдя сидел за письменным столом и с помощью туристическоготесака пытался раскрутить крошечный шурупчик на часах, чтобы поменятьбатарейку. Часы, разумеется, были одноразовые, но тем интереснее былонадругаться над их личностью. Предназначенный для того, чтобы колоть лучину,тесак был больше шурупчика в десять тысяч раз, однако шурупчик мужественно несдавался. Эдя тоже не сдавался. В его глазах светилась извечная мужскаяненависть ко всему, что глаз видит, а руки оторвать не могут.

Зозо ткнула кулаком во всепрощающий бок подушки и тотчас безсил плюхнулась рядом. Это называлось у нее «заправить кровать».

– Теперь я понимаю, в кого Мефодий такой упрямый! Этофамильная черта всех Буслаевых! – сказала она, глядя на Эдю.

– Спешу тебе напомнить, дорогая, что мы с тобойХавроны! Быть хавроншей – это призвание, почти миссия. Всякому умному человекузвучание фамилии «Хаврон» говорит о хорошем здоровье, физической и душевнойкрасоте и нравственных совершенствах! – заученно, как попугай, отозвалсяЭдя.

Он уронил на тесак каплю пота и с ненавистью к упрямомушурупу добавил:

– А Буслаевы твои – они все либо богатыри-экстремалы,либо алиментщики. Но чаще всего и то, и другое.

Летняя молния за окном пронесла громокипящий кубок и тихослиняла, подтягивая штаны, сшитые из золотых тучек, ночевавших на грудиутеса-великана.

– Как погода? – спросила Зозо, чтобы сменить тему.

– А самой влом посмотреть, а, сеструндия? Типа, комнататакая большая, что до окна сутки на велосипеде? – ехидно поинтересовалсябратец.

Зозо не отозвалась, и Эдя подошел-таки к окну сам.

– Сейчас дождь будет! Из дома никуда вытаскиваться нехочется, а надо… – сказал он.

– А кто тебе вчера по сотовому двенадцать раззвонил? – внезапно спросила Зозо.

Как всякая истинная женщина, она владела наукой логическихперескоков. Там, где для мужчины смысловая пропасть, женщина всегдапереправится на резинке для чулок.

Эдя выпрямился, грозно покачивая зажатым в руке тесаком.

– А ты откуда знаешь?

– На сотовом было двенадцать неотвеченных, –пояснила Зозо, без страха глядя на тесак.

На упитанное лицо Хаврона легла тень.

– Ты что, трогаешь чужие мобильники? Новая профессия?