— О Боже, отойди, от тебя смердит!

Питер завилял хвостом. Андерсон села. Проведя рукой по левойщеке, она обнаружила на пальцах кровь и выругалась.

— Очень мило, — с этими словами она поискала причину своегопадения, ожидая увидеть корень дерева или булыжник.

То, что она увидела, блеснуло подобно металлу.

Она коснулась странного предмета пальцем, смахивая хвою.

— Что это? — спросила она Питера.

Пес обнюхал предмет, а потом вдруг словно взбесился. Онотскочил от находки на пару шагов, сел на землю и протяжно завыл.

— В чем дело? — сердито прикрикнула Андерсон, но собака неунималась. Андерсон подползла поближе к странному предмету, стараясь получшерассмотреть его.

Предмет на три дюйма выступал из земли — немудрено, что онаспоткнулась! Первой ее мыслью было, что поселенцы, пришедшие на эту землю вдвадцатых-тридцатых годах, помечали таким образом места своего пребывания.

Металлический бидон, — подумала она. — Из тех, в которыхносят суп. Потом до нее дошло, что никто не стал бы изготовлять бидон изкакого-то сверхпрочного металла. Этот же предмет был прочным, как скала. Она неоставила на нем ни малейшей вмятины. Может быть, это часть какого-нибудьснаряжения лесорубов?

Заинтригованная, она придвинулась ближе, не замечая приэтом, что Питер вскочил, отбежал еще на несколько шагов и вновь уселся.

Металл потемнел от времени и утратил свойственный железублеск. Да и на бидон при более тщательном рассмотрении он походил мало — всегочетверть фута высотой. Андерсон вновь коснулась пальцем его верхушки и внезапноощутила слабую вибрацию.

Она убрала палец и озадаченно взглянула на странный предмет.

Вновь коснулась.

Ничего. Никакого эффекта.

Она попыталась высвободить предмет из земли. Черт, он неподдается! Он упирается! — или это ей только кажется? Позже она расскажет ДжимуГарднеру, как за столько лет не замечала этой штуковины, трижды в день проходямимо нее.

Она разгребла пальцами землю — лесная земля всегда оченьмягка, а тут еще и дожди помогли. Однако странный предмет словно продолжалврастать в землю. Андерсон встала на колени и изо всех сил потянула его. Безизменений.

Она заработала руками, как бульдозером, — и вот перед нейшесть дюймов темного металла… десять… целый фут…

Это машина, или грузовик, или прицеп, — внезапно пришло ей вголову? Но почему именно здесь?

Впрочем, ничего удивительного. Ей уже приходилось находить влесу достаточно странные вещи — бочки пива, бронзовые подсвечники, всякуювсячину. Почему бы и этому предмету не оказаться каким-нибудь рефрижератором?Все может быть!

Однако крепко же он врос в землю! Пальцы ее наткнулись накамень, однако предмет, казалось, врос и в него, уходя далеко вниз.

Питер взвизгнул.

Взглянув на собаку, Андерсон встала. Колени ныли. Онастряхнула приставшую к одежде хвою и взглянула на часы. О, она потратила насвои раскопки уйму времени — больше часа! Уже четверть пятого!

— Пошли, Пит, — позвала она. — Хватит заниматься ерундой.

Питер вновь взвизгнул, не трогаясь с места. ВнезапноАндерсон увидела, что его бьет дрожь, как при лихорадке. Она никогда не слыхаладо сих пор, что у собак бывает лихорадка, но решила, что у старых животных всевозможно. На мгновение заколебавшись, она отбросила сомнения и подошла к псу.Присев перед ним на корточки, она взяла его морду в ладони, ощущая, как собакадрожит.

— Что с тобой, мальчик? — прошептала она, хотя ответ былвполне ясен. Здоровый глаз Питера неотрывно смотрел на предмет, торчащий изземли у нее за спиной. Потом собака перевела взгляд на хозяйку, словно говоря:«Нужно быстро сматывать удочки, Бобби! Эта штука нравится мне почти так же, кактвоя сестра!»

— Ладно, — с трудом проронила Андерсон.

Питеру оно не нравится. Мне тоже.

— Пошли, — она решительно шагнула на тропинку. Питер сготовностью последовал за ней.

Они уже были на тропинке, когда Андерсон, как жена Лота,оглянулась. Ей удалось заметить две вещи. Во-первых, предмет вовсе не врос вземлю, как ей сперва показалось. Он просто выступал из нее, вот и все.Во-вторых, он напоминал тарелку — не ту тарелку, с которой едят, а плоскуюметаллическую тарелку или…

Питер залаял.

— Хорошо, — кивнула Андерсон. — Я слышу тебя. Пошли.

Пошли… и пусть все это катится к…

Она шла по тропинке за Питером, наслаждаясь мягкими лучамилетнего солнышка. Ведь это первый по-настоящему летний денек, разве не так?День летнего солнцестояния. Самый длинный день в году. Она отогнала муху иулыбнулась. Летом в Хейвене хорошо. Самое лучшее времечко. Да и вообще Хейвен —лучшее место на земном шаре. Когда-то Андерсон верила, что проведет здесьтолько некоторое время, необходимое, чтобы отойти от юношеских потрясений, отсвоей сестры и внезапного ничем не мотивированного ухода (Анна называла этокапитуляцией) из колледжа, но некоторое время обратилось сперва пятью, потомдесятью годами, те в свою очередь затянулись до тринадцати — и так далее. Питерсостарился здесь, а в ее черных как смоль волосах начала поблескивать седина.

Ей пришло в голову, что она могла бы провести в Хейвене всюоставшуюся жизнь, лишь посещая раз в два-три года своего нью-йоркскогоиздателя. Город поглотил меня. Это место поглотило меня. Эта земля поглотиламеня. И это вовсе не самое плохое. Во всяком случае, не хуже многого другого.

Похоже на тарелку. На металлическую тарелку.

Сорвав ветку, она отогнала ею назойливую муху. Муха кружилавокруг головы… а в голове, подобно мухе, неотвязно крутилась мысль, которую онатакже не могла отогнать от себя.

Проклятая штука на мгновение завибрировала под моимипальцами. Я чувствовала это. А потом вибрация прекратилась. Что в земле можетвибрировать подобным образом? Трудно сказать. Возможно…

Возможно, это была вибрация на уровне психики. Андерсон неслишком верила в подобные штучки, но никакого другого объяснения не было.По-видимому, ее мозг послал ей какой-то подсознательный сигнал, которыйвыразился в тактильном ощущении. Питер, конечно, тоже почувствовал что-то вэтом роде, ведь старый бигль не захотел подходить к предмету.

Забыть.

И она забыла.

Но ненадолго.

Ночью поднялся сильный ветер, и вышедшая на крыльцо покуритьАндерсон прислушивалась к его шуму и свисту. Раньше — еще год назад — Питеробязательно присоединился бы к ней, но сейчас он не тронулся с места,свернувшись калачиком на своей подстилке.