Мила относилась к своему творчеству весьма цинично идержалась за сотрудничество двумя руками только ради небольшого, но постоянногозаработка. Алик Цимжанов был ее другом детства. Мила полагала, что он давно ибезнадежно в нее влюблен. Пожалуй, это объясняло тот факт, что за три годасотрудничества ни один из ее опусов не завернули. Кроме того, никто не решалсяэти опусы править, поэтому в руки домохозяек попадала авторская отсебятина вчистом виде.

— Добрый день! — бодро поздоровалась она ссекретаршей главного, Любочкой Крупенниковой, распахивая дверь в приемную.

Любочка была бы очень хорошенькой, не носи она на людях злоелицо с художественно выщипанными бровями. Брови неподвижно стояли над вреднымиглазами двумя коромыслами. Любочка терпеть не могла Милу Лютикову и всегдастаралась ей напакостить, насколько позволяли, разумеется, ее секретарскиеполномочия.

— Главный у себя? — спросила Мила, замедляя шаг,но не останавливаясь.

— У себя, но безумно занят, — подскочилаКрупенникова.

— Говорите так всем, кто появится после меня! —бросила ей Мила. — И с таким же зверским выражением лица.

Она ударила в дверь костяшками пальцев и вошла, не дожидаясьответа. Алик Цимжанов сидел за столом, сдвинув очки на затылок, и увлеченногрыз попку шариковой ручки, нависнув над бумагами. Ему, как и Миле, недавноисполнилось тридцать восемь, он мог гордиться хорошим ростом, приятным смуглымлицом и густыми черными волосами. Алик всегда старался производить впечатлениечеловека открытого, конструктивного и добродушного. На самом же деле он былскрытен и коварен.

— Милочка! — вскинулся он, когда его подруга и посовместительству авторша вошла в кабинет. — Ты сегодня потрясающевыглядишь!

— Ловлю тебя на лести, — ответила та. — Вчеравечером у моего родственника был день рождения, я напилась пьяная и сегодняутром сестрица едва отскребла меня от постели.

— Ночевала не дома?

— Не дома, но без удовольствия.

— Кофе хочешь?

— Буду очень тебе признательна. А то моим языком сейчасможно зашкуривать деревяшки.

Алик связался с секретаршей и потребовал у нее кофе.

— Ну, давай свой опус, — сказал он и протянулруку, в которую Мила послушно вложила пластиковую палку.

— Может, сразу посмотришь? — спросила она.

— Нет, потом. Хотел с тобой поговорить… О личном.

Алик заметно смутился, залез двумя руками в волосы ипошевелил там пальцами. Очки шлепнулись на стол.

— Черт! — выругался он и, выйдя из-за стола,предложил:

— Сними пальто, здесь жарко.

— Ладно, только под ним у меня вчерашнее вечернееплатье. Немного не к месту.

Мила сбросила пальто и платок на руки Алика, и он, окинув еебыстрым взором, неожиданно схватил за запястья.

— Милочка! — сказал он вкрадчиво.

«Или хочет признаться в любви, или отказать отместа», — расстроилась она. В этот момент секретарша принесла кофе. Аликотдернул руки и нервно принял у Любочки поднос. Проводив ее неприветливымвзором, дождался, пока дверь закроется.

— Милочка! — снова начал он, поддав пыла.

В дверь постучали.

— Какого черта?! — прошипел Алик, но тут жеопомнился и раздраженно крикнул:

— Да?

Милины руки, которые он до этого ласково тискал, сноваоказались в ее полном распоряжении. Поэтому она ловко сняла с подноса чашечкукофе и уничтожила ее в два глотка. В двери тем временем приоткрылась щелка, исекретарша задушенным голосом сообщила, показав главному хитрое личико:

— Альберт Николаевич, приехали поляки.

— Чудесно! — иронически воскликнул тот и приказал:

— Отведите их в кафе на первый этаж и напоите кофе. Яна вас рассчитываю.

Любочка молча захлопнула дверь, едва не прищемив себе нос. Вту же секунду на столе у Алика зазвонил телефон.

— Ну их всех к черту! — рассердился тот и потянулМилу к балконной двери. — Выйдем на воздух, там нам никто не помешает.

Балкон был узким и опоясывал весь этаж особняка. Повсюдувозле перил стояли одинаковые одноногие пепельницы. Алик глубоко вздохнул иснова схватил Милу за руки.

— Милочка! — в третий раз начал он заготовленнуюречь и прижал ее ладошки к своей груди. В сравнении с прохладным сентябрьскимвоздухом грудь была горяча, что чувствовалось даже сквозь рубашку. — Такбольше продолжаться не может!

Одинокий желтый лист пролетел мимо его головы и приземлилсяна перила. «Пожалуй, от места не откажет», — тут же решила практичнаяМила. Она никогда не флиртовала с Аликом и не очень хорошо понимала, чемспровоцировано сегодняшнее объяснение. То, что это будет объяснение, сомнений унее уже не вызывало. Темные цимжановские глаза пылали, словно уголья.

— Моя жена Софья с ума сходит от ревности! —выпалил Алик, притягивая Милу еще ближе к себе. — Она видит меня насквозь.Так неужели ты до сих пор так ничего и не поняла?

Кто-то черный высунулся на балкон из дальней двери за спинойЦимжанова и тут же исчез. Мила ошалело моргнула. Видение выглядело до тогостранным, что она даже толком не доняла, что это было. Ей снова пришлосьперевести глаза на Алика, который возжелал полностью завладеть ее вниманием.

— Мне очень обидно, Милочка, — жарко прошепталтот, с нежной решительностью приподнимая ее подбородок указательнымпальцем, — что я столько лет терплю сцены ревности понапрасну.

«Типично мужская логика, — мрачно подумала Мила. —Жена его ко мне ревнует, и ему надоело зря страдать. Он решил добитьсявзаимности, чтобы хоть как-то покрыть нервные затраты. Практично, ничего нескажешь».

— Скажи «да», дорогая! — потребовал Алик, который,словно обогреватель, вырабатывал устойчивое тепло. — Скажи, что ты станешьмоей!

В тот же миг черный человек появился снова. Судя по всему,он выглядывал из кабинета, находящегося дальше по коридору. Теперь Миларассмотрела его как следует. На нем была черная водолазка и черная кожанаякуртка. Но не это ее так потрясло. На голову неизвестного были натянуты черныеколготки. «Ноги», завязанные на макушке бантиком, свисали по обеим сторонамголовы, словно заячьи уши.

Когда Алик начал приближать жаждущие любви губы к лицу Милы,черный человек поднял пистолет и, вытянув обе руки вперед, нажал на курок.Раздался сухой щелчок, и Мила почувствовала, что мимо ее уха что-то пролетело.«Неужели пуля? — ошарашенно подумала она. — И стреляют — в меня?!»Алик, конечно, не обратил на звук никакого внимания. Внизу раскинулсяоживленный проспект, троллейбусы щелкали усами, дребезжали чем-то дорожныерабочие, фырчали грузовики. Так что вместо того, чтобы обернуться, Аликприжался к ее губам трепетным ртом и закрыл весь обзор.