Я полюбил одиночество. Оценил прелести покоя и безопасности.На меня не бросались отлично подготовленные убийцы с атомарными мечами, аисполинские военные корабли не пытались превратить Землю в несуществующуюпланету. Никуда не надо было бежать и не с кем было бороться. Разве что сголографическим фантомом в тренажерном зале или не желающим мыться Трофеем —забавным гибридом кота и собаки.

Мир Сомата красив. Я не геолог и не представляю, какойкаприз природы раскрасил местные горы щедрой палитрой художника-сюрреалиста. Незнаю, почему сухая вода непрозрачна и имеет матово-серебристый оттенок. Нолетать над Соматом на флаере — увлекательное занятие.

Наш дом стоял на Белом побережье. Это одно из самых ровныхмест на планете. Равнина не слишком широка, не больше сотни километров междугорами и берегом. Зато она тянется вокруг всего Малого Овального моря.Побережье выстлано мелким белым песком, а редкие скалы состоят из белесогомрамора. На песке, если поливать его нормальной водой, отлично растут деревья.Рядом с нашим домом разбит… был разбит маленький сад.

Зеленые деревья на белой земле — зрелище великолепное.Стимулятор заставил их вымахать метров на десять за какие-то месяцы. К концупервого года земная сакура и тарийский шелковник зацвели, и после этого рощаприобрела фантастический вид. На снежно-белой земле стояли усыпанныенежно-розовыми и багровыми цветами деревья — вполне взрослых размеров, но судивительно нежными листьями и мягкой, как у саженцев, корой.

Сейчас песок в роще черный и спекшийся уродливыми колючимикомьями. Ну а деревья напоминают высеченные из антрацита скульптуры. Где-то вглубине стволов еще сохранились живые клетки, но им уже не выбраться изугольного плена. Роща мертва, а возле вспоротых куполов застыли боевые роботы…

Застыли навсегда — те, кто оставил их в засаде, не учлимощности моего личного щит-генератора. Как ни странно, он сдерживал их залпыпочти минуту — пока я, захлебываясь горячим воздухом и собственным криком,ловил в прицел деструктора камуфлированные белым машины.

Конечно, это было случайностью — корабль агрессоров приближалсяс востока, и роща лежала между ним и защитной станцией. Когда орудия дали покораблю свой первый и последний залп, их выжгли широкополосным лазером. Ностанция была еще жива, а компьютер по прозвищу Махно не имел в своей программепонятия «капитуляция». Я сам вводил в него личностные черты, сделавшие изэлектронной машину нервного, импульсивного, полагающегося в первую очередь наинтуицию «военачальника». Честно говоря, никогда не предполагал, что Махнопридется вступать в бой. В первую очередь мне нужен был собеседник с вреднымхарактером. Кто-то еще невыносимее, чем я — но с кнопкой отключения на пульте.

Лишившись всех своих деструкторов и лазеров, Махно пустил вход силы второго эшелона: дом прикрыло нейтрализующее поле, а из многочисленныхсекрет-капсул взлетела навстречу кораблю электронная мошкара.

Сеятели не стали терять время на возню с настройкойдеструкторов против многочисленного и разнотипного противника. Они применили«протонный дождик», испепеливший все за пределами защиты. Затем сквозьневидимую пелену нейтрализующего поля прошли… нет, не вооруженные плоскостнымимечами солдаты. Мои потомки не собирались драться врукопашную. Они создалибиороботов, функционирующих в нейтрализующем поле. Я нашел двоих вполуразрушенном доме — их даже не потрудились убрать. Карикатурно похожие налюдей, но покрытые прочной как сталь чешуей, с длинными плетями хватательныхщупальцев пониже обычных рук — они вызывали скорее отвращение, чем страх. Обабиоробота были рассечены на несколько мелких частей — а Терри в бою предельнорациональна. Похоже, чешуйчатые монстры дрались даже рассеченные надвое.

Два абсолютно идентичных мозга, размещенных в грудной клеткероботов, были размером с детский кулачок и начисто лишены чего-либо похожего накору.

Я никогда не надеялся, что меня оставят в покое. Я былслучайностью, ошибкой, попавшей в безупречные планы землян двадцать второговека. И пускай мое нерасчетное поведение не нанесло вреда, наоборот — спаслоЗемлю, едва не ставшую жертвой собственной игры. Это ничего не меняло. Вначалея оказался не на своем месте, а потом еще и в чужом времени. Двенадцатьдостойных Геракла подвигов не искупили бы ошибки, которую я мог совершить влюбой момент. Я это понял — пусть и не сразу. Именно поэтому нашим с Терридомом стал безжизненный Сомат. Мы не собирались оставаться здесь навсегда — нотвердо решили отсидеться на краю галактики три-четыре года.

Земля могла успешно осуществлять проект «Сеятели» иразыгрывать перед ошеломленными зрителями свою божественную роль. Война с неведомымимне, но, очевидно, нехорошими фангами шла своим чередом — переходя от стадии«холодной», когда о ней напрочь забывали, к стадии «теплой», когда выпускиновостей заполняла до тошноты знакомая патриотическая чепуха.

Мы с Терри не вмешивались. И Эрнадо, Ланс, Редрак — нашэкипаж — отправившиеся на цивилизованные планеты, получили те же инструкции. УРедрака осторожность была в крови еще с пиратских времен, ну а Лансу с Эрнадодостаточно было приказа принцессы.

Возможно, не стоило разделяться. На нас с Терри могли выйтиразличными путями, но самым вероятным оставался вариант с захватом и допросомкого-либо из экипажа…

Теперь это было уже без разницы. Каким бы путем нас ниобнаружили, но Терри оказалась в плену, а я перешел на партизанское существование.На Сомате, где влажность воздуха составляет ноль процентов, а растительностинет и не было, скрываться от врагов почти невозможно. В разрушенном куполе я необнаружил никакой пищи — меня сознательно вынуждали сдаться. Порыться какследует вокруг не было ни сил, ни времени — в любое мгновение к месту схваткимогли подоспеть новые отряды.

Я скрылся в горах с тем же запасом снаряжения, с которымуходил из дома на двухдневную экскурсию. Возможно, меня и не преследовали, норисковать я не мог.

Так же как и понять, почему Сеятели решились на стольоткровенно враждебный жест.

Я мог упрекать своих потомков в чем угодно. Они были жестокии неразборчивы в средствах. Сеятели ни в грош не ставили созданную ими системуцивилизаций. Патологический страх перед цивилизацией фангов и вера в«историческую неизбежность» победы вытеснила в них все нормальные человеческиечувства.

Но подлыми Сеятели не были. Они играли честно — пусть дажепо своим правилам. И чувство благодарности не было для них пустым звуком.

Почему же они решились на подлость?

Я победил в ментальном поединке их представителя — Маэстро.Но поединок шел по правилам Сеятелей — просто я оказался более уверенным всвоей правоте. Я нарушил законы Сеятелей — но лишь для того, чтобы спасти нашуобщую родину, Землю. Я удрал из своего времени, конца двадцатого века, всередину двадцать второго. Но опять-таки не пытаясь помешать своим потомкам.Все, что я хотел — это жить, не подчиняясь законам «основного потока истории».