и тогда, может, и уберегли бы Фила. Все началось с того, что охранник толкнул одного из наших, и тот повалился на землю. Бедняга и так был на последнем издыхании, мучился от дизентерии. Фил нагрубил охраннику и толкнул его. Тот упал, и наши ребята рассмеялись. Подошел тот малый, капитан, и набросился на Фила; стал бить его ногами и кулаками, пока Фил не потерял сознание. По крайней мере, мы думали, что он вырубился.

Капитан решил на него помочиться. Смеялся все время, а закончив, отвернулся и стал застегивать ширинку. И тут мы даже вздрогнуть не успели, как Фил вскочил, выхватил у охранника винтовку и проткнул штыком толстое пузо капитана. Вспорол ему брюхо до самого горла. Капитан упал на колени, закричал, кишки вывалились на землю в лужу мочи… Он умер в муках. А наши ребята ликовали.

Мужчина замолчал и снова глотнул воды, уже в третий раз с тех пор, как начал говорить.

— Не стану рассказывать, что они потом сотворили с Филом. Вы не должны это слышать. Мы — те, кто при этом присутствовал, — навсегда это запомним, но ни к чему подвергать остальных тому, что пережили мы. Он умирал три дня и за это время ни разу не вскрикнул и не застонал. А мы могли лишь думать: скорее бы он умер, скорее бы перестал мучиться. Так что можете представить, каким пыткам они его подвергли.

Через две недели в лагерь назначили нового командира. К тому времени уже ходили слухи, что японцы на грани поражения; неудивительно, что они стали относиться к нам чуть более человечно. Потом янки сбросили две бомбы, и Япония сдалась.

Вскоре Люк и Белла ушли, но перед уходом Люк взял с солдата обещание:

— Если вдруг решите выйти на работу, свяжитесь со мной. Я попробую найти вам место в «Фишер-Спрингз».

По дороге на станцию Люк обратился к Белле:

— Ты же в курсе, что твой отец хочет, чтобы я как можно скорее возглавил группу компаний? Так вот, первым делом я наложу запрет на сотрудничество с организациями, где работают японцы, и на торговлю с японскими фирмами.

— Одобряю, — согласилась Белла, — а жена Фила, интересно, знает, что с ним произошло?

— Надеюсь, нет. И я ни слова ей не скажу.

— А знаешь, было время, когда я ненавидела и презирала Фила, потому что считала, что ты из-за него уехал. Теперь я кажусь себе такой мелочной. Мне стыдно.

— Думаю, события последних лет побудили многих иначе взглянуть на отношения с людьми. Произошло глобальное переосмысление. Я немало слышал про немцев; слухи ходили ужасные, но, судя по всему, японцы были ничуть не лучше, даже хуже. Еще не закончилась первая половина века, а я уже потерял двух братьев в двух войнах. Сола я не помню; когда он умер, я был совсем маленьким. Но о ссоре с Филипом буду сожалеть до конца жизни. Довольно Фишерам погибать на войне. Надеюсь, теперь мы сможем сосредоточиться на делах более мирных, например на развитии нашей компании.

— И расширении семьи.

— Правильно я понимаю, что одного ребенка тебе будет мало?

— Правильно. Мне очень нравится сам процесс.

* * *

Хотя Амелии Фишер было почти сорок лет, она оставалась очень привлекательной женщиной. Глядя, как она разговаривает с Люком, Белла думала: «Вот бы мне в ее возрасте так же хорошо выглядеть».

— Фил любил тебя. Ты же знаешь? — сказала Амелия.

Люк кивнул.

— Я никогда в этом не сомневался.

— Он расстраивался из-за того, что вы не смогли поладить, и жалел о вашей размолвке. Считал, что это его вина. Он несколько раз писал тебе и извинялся. Ты получал от него письма?

— Да, и с сожалением признаю́, что даже их не открывал. А еще больше сожалею, что мы так и не помирились. Я до конца жизни буду чувствовать себя виноватым.

Амелия посмотрела на деверя, оценивая человека, которого видела впервые, и сравнивая реальность с легендой. Люк Фишер казался таким спокойным, сдержанным, почти застенчивым и совершенно не производил впечатления самоуверенного героя, каким она его представляла.

— Фил упоминал тебя в последнем письме, которое я от него получила. Это был ответ на мое, в котором я рассказала ему про твой орден. Об этом писали во всех газетах.

Люк улыбнулся.

— Наверно, потому, что все газеты принадлежат «Фишер-Спрингз», — скромно заметил он.

Амелия рассмеялась.

— Возможно. Хочешь, прочитаю, что он написал?

— Только если это тебя не расстроит.

Амелия скрылась в соседней комнате и вернулась со сложенным листком бумаги. Слушать письмо было мучительно, учитывая, что Люк с Беллой только что узнали о случившемся с Филом. Амелия читала, и ее голос дрожал от переполнявших ее чувств:

— «Прекрасная новость про Люка и орден; другого я от него не ожидал. Он, как всегда, в самой гуще событий — совершает подвиги, пока остальные сидят, плюют в потолок и ждут приказов от начальства, а приказов так и нет».

Амелия замолчала и посмотрела на Люка.

— А ты знаешь, что случилось? Что они с ним сделали в том ужасном месте? — Заметив колебание Люка, она накинулась с расспросами: — Ты знаешь, да? Расскажи! Прошу, расскажи.

— Нет, Амелия. Поверь, лучше не знать. Мне самому рассказали не все, но этого было достаточно. Скажу лишь, что Фил вел себя как настоящий герой и больше моего заслуживает орден. Он знал, что его убьют, но это его не остановило. — Люк замолчал ненадолго и продолжил: — Пару недель назад я говорил с его однополчанином. Он был рядом и все видел. Фил, безоружный и окруженный врагами, сумел убить одного из самых бесчеловечных и жестоких охранников в лагере. Тот подвергал заключенных немыслимым пыткам, но, когда Фил с ним разобрался, к пленным стали относиться лучше. Я, конечно, точно этого не знаю, но догадываюсь, что без участия Фила многие австралийские солдаты не вернулись бы домой из того лагеря.

Белла заметила слезы, блеснувшие в глазах