— Уж как я-то рад, — усмехнулся Семен. — Я вотчто тебе скажу: провинившийся Иной — большой наглец. Мало того, что Дозорыприпек, еще и Инквизицию впутал. Это надо либо совсем царя в голове не иметь,либо очень хорошо все рассчитать. В первом случае конец ему, а втором —выпутается. Я ставлю два против одного, что выпутается.

— Семен, выходит, можно обычного человека вИного превратить? — спросил я. Честность — лучшая политика.

— Не знаю, — Семен покачал головой. — Раньше ясчитал, что невозможно. Но, судя по последним событиям — есть какая-то лазейка.Очень узкая, очень неприятная, но есть.

— Почему неприятная? — зацепился я за егослова.

— Потому что иначе мы бы пользовались ею.Какой плюс, к примеру, президента сделать своим! Да не только президента, всехболее или менее влиятельных людей. Было бы приложение к Договору, определяющеепорядок инициации, было бы то же самое противостояние, но на новом уровне.

— А я думал, что это совсем запрещено, —признался я. — Встретились высшие, договорились не нарушать баланс… пригрозилидруг другу абсолютным оружием…

— Чем? — остолбенел Семен.

— Ну, абсолютным. Помнишь, ты рассказывал протермоядерные бомбы запредельной мощности? Одна у нас, одна у американцев…Наверное, что-то подобное есть и в магии…

Семен захохотал:

— Да ты что, Антон! Нет таких бомб, фантастикаэто, выдумка! Физику учи! Содержание тяжелой воды в океанах слишком мало длясамоподдерживающейся термоядерной реакции!

— Зачем же рассказывал? — растерялся я.

— Мы же всякие байки тогда травили. Я и недумал, что ты поверишь…

— Тьфу на тебя, — пробормотал я, отхлебнулпива. — Между прочим, я после этого ночами плохо спал…

— Нет абсолютного оружия, спи спокойно, —ухмыльнулся Семен. — Ни настоящего, ни магического. И если допустить, чтоинициировать обычных людей все-таки возможно, значит, процедура эта крайнетрудная, гадостная, с побочными эффектами. В общем — никто мараться не хочет.Ни мы, ни Темные.

— И ты о такой процедуре не знаешь? — еще разуточнил я.

— Не знаю, — Семен задумался. — Нет, точно незнаю. Открыться людям, приказывать им или, скажем, волонтерами привлекать — этослучалось. Но так, чтобы нужного человечка в Иного превратить — никогда неслышал.

Опять тупик.

Я кивнул, мрачно глядя в пивную кружку.

— Ты не напрягайся, — посоветовал Семен. —Одно из двух: либо Иной — дурак, либо очень хитер. В первом случае его найдутТемные или инквизиторы. Во втором — его не найдут, но человека вычислят иотучат желать странного. Вот такие случаи как раз известны…

— Что же мне делать? — спросил я. — Не спорю,пожить в таком забавном месте интересно. Тем более, на казенный счет…

— Вот и живи, — спокойно сказал Семен. — Илигордость взыграла? Хочется всех обскакать и найти предателя?

— Не люблю дела бросать на полпути, —признался я. Семен засмеялся:

— Я уже лет сто только тем и занимаюсь, чтодела на полпути бросаю… Случилось, к примеру, дельце о злоумышленном изведениискота зажиточного крестьянина Беспутнова в Костромской губернии. Ах, какое былодело, Антон! Загадка! Клубок интриг! Падеж магический, но так хитроосуществленный… с наведением порчи через конопляное поле!

— Неужели скот коноплю ест? — невольнозаинтересовался я.

— Кто ж ему даст? Из той конопли крестьянинБеспутнов веревку свил. Из веревки — бич, скотину гонять. Через нее порча иперешла. Хитрая пакость, неспешная, обстоятельная. И на сто верст вокруг — ниодного зарегистрированного Иного! Поселился я в той деревеньке, принялся искатьзлодея…

— Неужели раньше так основательно работали? —поразился я. — из-за какого-то скота, какого-то крестьянина — внедрениедозорного?

Семен улыбнулся:

— Всяко раньше работали. Сын этого крестьянинабыл Иным, он и попросил за папу заступиться, тот ведь едва из той веревкипетельку не свил… Так вот, поселился я, бирюк — бирюком, хозяйством обзавелся,даже стал под одну вдовушку клинья подбивать. А попутно искал. И понял, чтовыхожу на след древней ведьмы, очень хорошо замаскированной, ни в каких Дозорахне состоящей и на учете не значащейся. Представляешь, какая интрига? Ведьма,которой лет двести-триста было! Она силы набрала, как маг первого уровня! Вот яи играл в Ната Пинкертона… искал… звать на помощь высших магов как-то стыднобыло. И потихоньку появились у меня зацепочки, круг подозреваемых очертился.Одной из них, кстати, была та самая вдовушка, которая меня привечала…

— Ну? — с восторгом спросил я. Пусть Семен илюбит приврать, но эта история, похоже, была правдивой.

— Баранки гну, — вздохнул Семен. — Мятеж вПетрограде случился. Революция. Тут уж, как понимаешь, не до хитрой ведьмыстало. Тут человечья кровь реками полилась. Отозвали меня. Хотел я вернуться,разыскать каргу, но все времени недоставало. А потом деревенька под затоплениепошла, всех переселили. Может, и нет уже той ведьмы.

— Обидно, — сказал я. Семен кивнул:

— И вот таких историй у меня — вагон ималенькая тележка. Так что особенно не разгоняйся, носом землю не рой.

— Будь ты Темным, — признался я, — точно бырешил, что ты от себя подозрение отводишь.

Семен только улыбнулся.

— Не Темный я, Антон. И тебе это прекрасноизвестно.

— И про инициацию людей ничего не знаешь… —вздохнул я. — А я так надеялся…

Семен посерьезнел:

— Антон, я тебе еще одну вещь скажу. Девушка,которую я любил больше всего на свете, умерла в двадцать первом году. Отстарости умерла.

Я посмотрел на него — и не рискнул улыбнуться.Семен не шутил.

— Если бы я знал, как ее сделать Иной… —прошептал Семен, глядя куда-то вдаль. — Если бы я только знал… Я раскрылсяперед ней. Я сделал для нее все. Она никогда не болела. Она и в семьдесят тривыглядела от силы на тридцать. Она даже в голодном Петрограде ни в чем ненуждалась, а от ее охранных бумажек красноармейцы дар речи теряли…у Ленина ямандат подписал. А вот своего века ей дать не смог. Не в наших это силах. — Онмрачно посмотрел мне в глаза: — Знал бы я, как Любовь Петровну инициировать —никого бы не спросил. Через все бы прошел. Сам развоплотился — а ее Инойсделал…

Семен поднялся, вздохнул: