Глен почувствовал вкус собственной крови и забыл о том, чтонужно держать дистанцию. Забыл о желании высмеять этого уродливого парня свмятиной во лбу. Просто попер на него, нанося удары обеими руками.

Блейз встретил его, не сдвинувшись с места. Он слышалдоносящиеся откуда-то издалека крики и восклицания других школьников. Онинапоминали ему лай колли в вольере в тот день, когда он понял, что Рэндисобирается идти до конца.

Глен как минимум трижды хорошо приложился к голове Блейза. Утого перехватило дыхание, воздух он вдохнул с кровью. В ушах зазвенело. Вновьударил сам и почувствовал, как боль пронзила руку до самого плеча. И сразу жекровь изо рта Глена выплеснулась на щеки и подбородок. Глен выплюнул выбитыйзуб. Блейз ударил снова, в то же место. Глен завопил. Как маленький ребенок,которому дверью защемило пальцы. Перестал махать руками. Его рот являл собойгорестное зрелище. К ним уже бежала миссис Фостер. Юбка развевалась, онаспешила как могла и дула в маленький серебряный свисток.

Правая рука Блейза очень сильно болела там, куда сестрасделала прививку, и кулак болел, и голова, но он ударил опять, со всей силы,онемевшей, потерявшей всякую чувствительность рукой. Той самой рукой, чтоостановила Рэнди, и бил он так же крепко, как и в тот день в вольере. Ударпришелся Глену точно в подбородок. Послышался отчетливый хруст, заставившийвсех школьников смолкнуть. Глен покачнулся, глаза его закатились. Потомподогнулись колени, он рухнул на снег и застыл.

«Я его убил, – подумал Блейз. – Боже, я его убил, какРэнди».

Но Глен зашевелился и начал бормотать что-то невнятное, какбормочут люди во сне. И миссис Фостер уже кричала на Блейза, требуя, чтобы тотушел в школу. Уходя, он слышал, как она просит Питера Лавой сбегать вучительскую и принести аптечку.

Его отправили домой. Временно отстранили от занятий в школе.Носовое кровотечение остановили пузырем со льдом. Кровоточащее ухо заклеилипластырем и отправили домой на своих двоих: собачью ферму отделяли от школычетыре мили. Он уже двинулся в путь, когда вспомнил про пакет с ленчем. МиссисБоуи каждый день давала ему два ломтя хлеба с арахисовым маслом и яблоко. Нетак чтобы много, но прогулка предстояла долгая, и, как говаривал Джон Челцман,что-то лучше чем ничего в любой день недели.

Его не пустили в школу, когда он вернулся, но Марджи Турлаупринесла ему пакет с ленчем. Ее глаза покраснели от слез. По выражению ее лицачувствовалось: она хочет что-то сказать, но не знает как. Блейз очень хорошознал, что это за состояние, и улыбнулся. Показывая, что все в порядке. Онаулыбнулась в ответ. Один его глаз совершенно заплыл, поэтому он смотрел на неедругим.

Пройдя школьный двор, обернулся, чтобы увидеть ее вновь, ноона уже ушла.

– Иди в сарай, – велел Боуи.

– Нет.

Глаза Боуи округлились. Он чуть тряхнул головой, словнопрочищал мозги.

– Что ты сказал?

– Вам больше не захочется меня пороть.

– Об этом судить мне. Иди в сарай.

– Нет.

Боуи двинулся на него. Блейз отступил на два шага, потомподнял распухший кулак. Застыл в ожидании. Боуи остановился. Он видел Рэнди.Шея Рэнди переломилась, как ветка кедра на сильном ветру.

– Иди в свою комнату, бестолковый сукин сын.

Блейз пошел. Сел на край кровати. Услышал, как Боуи кричит втелефонную трубку. Решил, что знает, кто сейчас слушает крики Боуи.

Его это не волновало. Было до лампочки. Что волновало, такэто мысли о Марджи Турлау. Когда он думал о Марджи, ему хотелось плакать, какиногда хотелось плакать при виде птицы, одиноко сидящей на телефонном проводе.Он не заплакал. Вместо этого почитал «Оливера Твиста». Текст он уже выучилнаизусть. Запомнил даже слова, значений которых не понимал. В вольере лаялисобаки. Голодные. Пришло время кормежки, но никто не позвал его, чтобы он ихпокормил, хотя он бы покормил, если б его позвали.

Он читал «ОливераТвиста», пока не приехал «универсал» из«XX». За рулем сидел Закон. От ярости его глаза налились кровью. Ротпревратился в узкую полоску между подбородком и носом. Боуи бок о бок стояли вдлинных тенях январских сумерек и наблюдали за отъездом директора ивоспитанника сиротского приюта.

Когда они прибыли в «Хеттон-хауз», на Блейза накатилоужасное ощущение, что здесь ему знакомо все, до последней мелочи. Ощущение этооблепило его, как мокрая рубашка. Ему пришлось прикусить язык, чтобы незаплакать. Прошло три месяца, и ничего не изменилось. «XX» оставался громадойкрасного и, похоже, вечного кирпича. Те же окна освещали землю тем же желтымсветом, только теперь ее покрывал снег. Весной снегу предстояло сойти, а светостался бы тем же.

В кабинете Закон достал Палку. Блейз мог отнять ее у него,но он устал бороться. И уже догадывался, что всегда может появиться кто-тоболее сильный, с более крепкой палкой.

После того как Закон закончил тренировать руку, Блейзаотправили в общую спальню в Фуллер-Холл. Джон Челцман стоял у двери. Один его глазпревратился в щелочку в лиловом синяке.

– Привет, Блейз, – поздоровался он.

– Привет, Джонни. Где твои очки?

– Их нет, – ответил он. И тут же закричал: – Блейз, ониразбили мои очки! Теперь я не могу читать!

Блейз подумал об этом. Грустно, конечно, возвращаться сюда,но так приятно знать, что Джонни его ждал.

– Мы их починим. – И тут же в голове сверкнула идея: – Илимы поработаем в городе лопатами после очередного снегопада и на полученныеденьги купим тебе новые.

– Ты думаешь, мы сможем это сделать?

– Будь уверен. Ты ведь должен видеть, чтобы помогать мне сдомашними заданиями, верно?

– Конечно, Блейз, конечно.

В Фуллер-Холл они вошли вместе.

«Апекс-центр», занимавший немалый участок у самого шоссе,мог похвастаться парикмахерской, административным зданием Организации ветерановамериканских зарубежных войн, Апексской Пятидесятнической церковью СвятогоДуха, хозяйственным магазином, пивной и мигающей желтой стрелкой-указателем.Располагался он неподалеку от лачуги, и наутро после второго ограбления«Тим-и-Джанетс куик пик» Блейз отправился туда. Посетил «Апексскийхозяйственный магазин», где приобрел раздвижную алюминиевую лестницу, котораяобошлась ему в тридцать долларов плюс налог. К лестнице крепилась красная биркас надписью:

«УЦЕНЕНА».

С лестницей на спине он зашагал обратно по расчищенной отснега обочине. Не смотрел ни вправо, ни влево. Ему и в голову не пришло, что наего покупку могли обратить внимание. Джордж бы об этом подумал, но Джорджпо-прежнему пребывал в отлучке.