— Господин майор, — будил его Швейк, —осмелюсь доложить, вы наберётесь вшей!

Но это было совершенно бесполезно. Майор спал мёртвым сном.

Швейк нежно посмотрел на него и сказал:

— Ну, тогда спи, бай-бай, ты, пьянчуга, — иприкрыл его шинелью. Потом сам забрался под шинель. Утром их нашли тесноприжавшимися друг к другу.

К девяти часам, в самый разгар поисков исчезнувшего майора,Швейк слез с нар и счёл нужным разбудить господина начальника. Он стащил с негорусскую шинель и весьма энергично принялся трясти, пока наконец майор не уселсяна нарах. Он тупо глядел на Швейка, как бы ища у него разгадки того, что,собственно, произошло с ним.

— Осмелюсь доложить, господин майор, — сказалШвейк, — сюда уже несколько раз приходили из караульного помещения, чтобыубедиться, живы ли вы. Поэтому я позволил себе разбудить вас теперь, так как яне знаю, в котором часу вы встаёте. На пивоваренном заводе в Угржиневесиработал один бондарь. Он спал обыкновенно до шести часов утра, но если проспитхотя бы ещё четверть часика, то есть до четверти седьмого, то уже потом дрыхнетдо полудня; он делал это до тех пор, пока его не выгнали с завода; со злости онпотом нанёс оскорбление церкви и одному из членов царствующей фамилии.

— Ты глюпый? Так! — крикнул майор не безнекоторого отчаяния, так как после вчерашнего голова его была как разбитыйгоршок, и ему всё ещё было непонятно, почему он здесь сидит, зачем приходили изкараульного помещения и почему этот парень, который стоит перед ним, болтаеттакие глупости, что не поймёшь, где начало, где конец. Всё казалось ему оченьстранным. Он смутно вспоминал, что был уже здесь как-то ночью, но зачем?

— Я уже быль раз ночью здесь? — спросил он несовсем уверенно.

— Согласно приказу, господин майор, — ответилШвейк, — насколько я понял из слов господина майора, осмелюсь доложить,господин майор пришли меня допросить.

Тут у майора прояснилось в голове, он посмотрел на себя,потом оглянулся, как бы отыскивая что-то.

— Не извольте ни о чём беспокоиться, господинмайор, — успокоил его Швейк. — Вы проснулись совершенно так, какпришли. Вы пришли сюда без шинели, без сабли, но в фуражке. Фуражка там. Мнепришлось её взять у вас из рук, так как вы хотели подложить её себе под голову.Парадная офицерская фуражка — всё равно что цилиндр. Выспаться на цилиндре умелтолько один пан Кардераз в Лоденице. Тот, бывало, растянется в трактире наскамейке, подложит цилиндр под голову, — он ведь пел на похоронах и ходилна похороны в цилиндре, — так вот, подложит цилиндр под голову и внушитсебе, что не должен его помять. Целую ночь, бывало, парил над цилиндромнезначительной частью своего веса, так что цилиндру это нисколько не вредило,наоборот, это ему даже шло на пользу. Поворачиваясь с боку на бок, Кардеразсвоими волосами лощил его так, что он всегда был как выутюженный.

Майор теперь уже сообразил, что к чему, и, не переставаятупо глядеть на Швейка, повторял:

— Ты дурить? Да? Я быть здесь — я идти отсюда… —Он встал, пошёл к двери и громко постучал.

Прежде чем пришли открыть, он успел сообщить Швейку:

— Если телеграмм не прийти, что ты есть ты, то тыбудеть висель.

— Сердечно благодарю, — ответил Швейк, — язнаю, господин майор, вы очень заботитесь обо мне, но если вы, господин майор,может, тут на тюфяке одну подцепили, то будьте уверены, если маленькая и с красноватойспинкой, так это самец, и если он только один и вы не найдёте такую длиннуюсерую с красноватыми полосками на брюшке, тогда хорошо, а то была бы парочка, аони, эти твари, ужас как быстро размножаются, ещё быстрее, чем кролики.

— Lassen Sie das![297] — упавшимголосом сказал майор Швейку, когда ему отпирали дверь.

В караульном помещении майор уже не устраивал никаких сцен.Он очень сдержанно распорядился послать за извозчиком и, трясясь в пролётке поскверной мостовой Перемышля, всё думал о том, что преступник — идиот первойкатегории, но всё же, по-видимому, это невинная скотина, а ему, майору,остаётся одно из двух: или немедленно, вернувшись домой, застрелиться, или жепослать за шинелью и саблей к генералу и поехать в городские бани выкупаться, апосле бань зайти в винный погребок у Фолльгрубера, как следует там подкрепитьсяи заказать по телефону билет в городской театр.

Не доехав до своей квартиры, он выбрал второе.

На квартире его ожидал небольшой сюрприз. Он подоспел какраз вовремя…

В коридоре квартиры стоял генерал Финк. Он держал за шиворотденщика и, тряся его изо всех сил, орал:

— Где твой майор, скотина? Отвечай, животное!

Но животное не отвечало. Лицо у него посинело: генералслишком сильно сдавил ему горло.

Подошедший во время этой сцены майор заметил, что несчастныйденщик крепко держит под мышкой его шинель и саблю, которые он, очевидно,принёс из передней генерала.

Сцена эта показалась майору забавной, поэтому он остановилсяу приоткрытой двери и молча смотрел на страдания своего верного слуги, давноуже сидевшего у него в печёнках: денщик постоянно его обворовывал. Генерал намомент выпустил посиневшего денщика, единственно для того, чтобы вынуть из карманателеграмму, которой затем он стал хлестать денщика по лицу и по губам, кричапри этом:

— Где твой майор, скотина? Где твой майор-аудитор,скотина, я должен передать ему служебную телеграмму…

— Я здесь, — отозвался майор Дервота, которомусочетание слов «майор-аудитор» и «телеграмма» снова напомнило о его прямыхобязанностях.

— А-а! — воскликнул генерал Финк. — Тывернулся?

В его голосе было столько яду, что майор ничего не ответил ив нерешительности остался стоять в дверях.

Генерал приказал ему следовать за ним в комнату. Когда онисели, он бросил исхлёстанную об денщика телеграмму на стол и произнёстрагическим голосом:

— Читай, это твоя работа.

Пока майор читал телеграмму, генерал бегал по комнате,опрокидывая стулья и табуретки, и вопил:

— А всё-таки я его повешу!

Телеграмма гласила следующее:

«Пехотинец Йозеф Швейк, ординарец одиннадцатой маршевойроты, пропал без вести 16-го с. м. на переходе Хыров — Фельдштейн, будучикомандирован как квартирьер. Немедленно отправить пехотинца Швейка в Воялич, вштаб бригады».

Майор выдвинул ящик стола, достал оттуда карту и задумался:Фельдштейн находится в сорока километрах к юго-востоку от Перемышля. Какимобразом к Швейку попала русская форма в местности, находящейся на расстояниисвыше ста пятидесяти километров от фронта, — остаётся неразрешимойзагадкой. Ведь окопы тянутся по линии Сокаль — Турзе — Козлов.