нее, я раздраженно отметил про себя, что у обоих стоит мысленный блок. Дариным я никогда не уставал любоваться — она прятала свои мысли, как на картинке «Найди животное в джунглях», среди пышной и красочной растительности. У ее кумира они скрывались в густом, клубящемся тумане — их присутствие и движение были явственно ощутимы, но не различимы.

— Понятно, подготовились, — проворчал я вместо приветствия.

— Что случилось? — спросила Дара с тревогой в голосе.

Светлый отпрыск просто молча смотрел на меня — точь-в-точь, как его мать, когда Гений пригласил ее к нам в отдел.

Я коротко рассказал им об инвертации и о появившейся возможности проникать в нее. Я объяснил им значимость такого умения для их защиты от нападения любых недругов и сообщил, что ему вполне возможно научиться, чем и предложил немедленно заняться.

В город уже пришла весна. Она оказалась ранней и дружной, и всех вышедших из здания студентов уже словно ветром сдуло. Еще раз, для полной уверенности, осмотрев окрестности, я перешел в невидимость.

— Вы меня ощущаете? — спросил я ради чистоты эксперимента, ничуть не сомневаясь в ответе.

— Ну, конечно, — пожала плечами Дара.

— А сейчас? — повторил я, и инвертировался.

Они озадаченно переглянулись, и у меня мелькнула мысль, что им для мысленного обмена никакие блоки преградой не являются. Что отнюдь не добавило мне симпатий к обладателю привилегии, недоступной для меня.

— Ну … да, — удивленно бросила Дара, переводя взгляд точно в то место, где она — по всем правилам — ничего не должна была ощущать.

От неожиданности я отшатнулся.

— Ты сейчас дернулся, — прыснув, прокомментировала моя дочь.

Я материализовался, сосредоточенно соображая. Со всей очевидностью процесс их обучения распознаванию инвертированных ангелов прошел намного быстрее, чем я предполагал. Что позволило мне уделить высвободившееся время изучению причин столь невероятного успеха.

На все мои вопросы они отвечали с таким видом, словно я у них таблицу умножения проверял. Их умение определять ангелов в невидимости давно уже стало в нашей земной резиденции общепризнанным фактом, но как они это делают, объяснить они не могли. Не называя имен, я описал им свои ощущения, а также ощущения Гения и Татьяны, озвученные во время исторической встречи.

Наши наследники лишь недоуменно переглядывались и пожимали плечами — они просто знали о присутствии ангелов, и все.

Такая их особенность определенно требовала доклада и моему главе, и Гению. Я намеревался особо подчеркнуть их естественную близость к нам и их прирожденное обладание навыками, которые нам потребовалось приобретать. Но для убедительной аргументации мне самому нужна была стопроцентная уверенность в этом.

Мы встречались еще не один раз, экспериментируя с моим переходом в невидимость и инвертацию — никаких физических ощущений у них при этом не возникало. Правда, в инвертации мое присутствие казалось им более слабым и размытым — как фигура человека через залитое водой стекло, сказала Дара.

— Мы таких не раз встречали, — беззаботно добавила она.

— Где встречали? — резко выпрямился я.

— Да везде, — дернула она плечом.

— Они безвредны, — вдруг подал голос ее кумир.

— Это еще почему? — процедил я сквозь зубы, готовясь дать достойную отповедь самоуверенному молокососу, внушающему моей дочери чувство ложной безопасности.

— От них никогда не исходит агрессия, — коротко ответил он. — Такая, как от моего наблюдателя.

— И от моего когда-то давно, — поддакнула ему Дара. — Это он сейчас любопытством сочится.

— Любопытство тоже разным бывает, — одернул ее я. — Но это значит, что какую-то окраску их присутствие все же для вас имеет — пусть не физическую, а эмоциональную.

— Я не думаю, что это с ангелами связано, — глубокомысленно изрек юный «знаток» опасностей нашего сообщества. — Такие же волны и от людей исходят: неприязни, приветливости, равнодушия…

— Это точно! — рассмеялась Дара. — От ангелов только сильнее. Вот ты сейчас, — состроила она мне хитрую рожицу, — излучаешь озадаченность, любопытство и менее сильное, чем обычно, раздражение, но если я скажу, что твоему любопытству самое время заменить раздражение, ты же возмутишься, правда?

Я открыл рот … и тут же закрыл его, чтобы не сделать именно то, о чем она говорила.

— А можно я еще скажу? — снова вмешался источник моих, точно подмеченных ею, эмоций. — Я, кажется, понял, в чем дело.

Я молча кивнул ему, одинаково прочно удерживая в узде оба упомянутых моей дочерью чувства.

— По-моему, — заговорил он, старательно супя брови, — это связано с нашим происхождением. Для всех вас реакция на ангелов — приобретенная, после смерти, а мы среди них с самого рождения находимся. Так ребенок на родном языке говорит естественнее, чем любой иностранец, этот язык изучающий. Наверно, поэтому мы и инвертированных всегда ощущали — мы просто не знали, что должна быть какая-то разница.

У меня в ушах зазвучало объяснение Татьяны, данное нам в отношении ее открытия. Против всех моих усилий у меня возникла мысль, что моя дочь со своим кумиром составляют неплохой тандем. Ее несравненное умение располагать к себе окружающих создает благоприятную атмосферу, в которой его слова начинают звучать почти разумно. По крайней мере, отсутствие тлетворного влияния его зазнавшегося отца определенно идет ему на пользу.

— Твоя мать тоже это заметила, — подчеркнул я, чтобы сразу избавить его от наследственного чувства превосходства над всеми.

И тут светлого отпрыска просто прорвало.

— Вы ее видели? Где? Как она? Что она делает? Она уже заканчивает учиться? Наверно, да — если ее уже такому учат? Вы говорите, что это новый навык — он же не входит в обычную программу, да? — обрушилась на меня лавина вопросов.

— По правде говоря, она первая в инвертацию проникла, — неосторожно обронил я, ошарашенно тряхнув головой.

Юное дарование вытаращило на меня глаза и тут же прикрыло их веками, сосредоточенно шевеля бровями.

— Игорь, — произнесла вдруг Дара.

— Но это же очевидно! — повернулся он к ней с лихорадочным блеском в глазах. — Вместе с памятью ее лишили всех рассказов отца об ангелах, всех устоявшихся предрассудков. Она теперь ни одним из них не ограничена, и если смогла преодолеть один…

— Игорь, — повторила моя дочь с нажимом, пристально глядя ему в глаза.

Ее кумир осекся, стрельнув в меня взглядом, и я вдруг осознал, что она его предостерегает в отношении меня. Это было очень сильное ощущение. Не сравнимое с тем, когда ее у меня посторонние отобрать пытались. Не сравнимое с опасением потерять ее физически. Не сравнимое с моей инстинктивной неприязнью к ее идолу.

— Ты права, — привлек я ее внимание к себе, — осторожность имеет сейчас особое значение. Именно поэтому я прошу тебя не посвящать в только что услышанное твоего … отца твоей сестры.

— Почему? —