— А вы по-прежнему хотите на ней жениться?

— Конечно! — воскликнул Десмонд. — Но расспросы моей материпробудили в Селии всяческие сомнения. Во-первых, она хочет узнать причинытрагедии, и ей кажется, что моя мать что-то об этом знает, хотя на самом делеэто не так. Просто она слышала какие-то сплетни…

— Я вам сочувствую. Но мне кажется, что если вы любите другдруга и хотите пожениться, то нет никаких причин не делать этого. Я должен сказать,что у меня есть кое-какая информация об этой трагедии. Причины ее неизвестны.

— Я знаю, что это было двойное самоубийство по взаимномусоглашению. Но…

— И вы хотите узнать его причину. Не так ли?

— Так. Точнее, этого хочет Селия, ее беспокоит это, азначит, и меня беспокоит. Насколько мне известно, ни за кем из родителей Селииникакой вины не замечено, споров между ними не было…

— А вы знали родителей Селии?

— Да. В сущности мы с ней знакомы с самого раннего детства.Мои родители и ее жили в Малайе неподалеку друг от друга, и когда мы приезжалина каникулы, то общались. Она всегда нравилась мне. Потом так случилось, что мымного лет не виделись. Когда моя мать была в Малайе, ей кто-то говорил, что этоне было самоубийством. Я не верю этому, но мы с Селией хотели бы иметькое-какие доказательства.

— Я понимаю вас… Но какое все это имеет сейчас значение длявашей невесты и для вас? Какая разница, погибли ли они в авиационнойкатастрофе, или от другого какого несчастного случая, или в результатесамоубийства?

— Я согласен с вами, но Селия так не думает.

— А вам не приходило в голову, что по прошествии столькихлет выяснить точно, что произошло, почти невозможно? И потом, какое отношениеэто прошлое может иметь к настоящему?

— Это не имело бы никакого отношения, если б моя мать невмешивалась в дела, которые ее не касаются. Раньше Селия по этому поводу незадавалась никакими вопросами. Дома ее в то время не было, она училась вШвейцарии. В детстве все воспринимается гораздо проще…

— Я не против того, чтобы заняться этим делом, — проговорилПуаро. — Человеку свойственно любопытство. И если его внимание приковывается ккакому — либо событию или факту, он, конечно, хочет добраться до сути. Нодавайте зададимся вопросом: а разумно ли сейчас копаться в этой трагедии?

— Может быть, и нет, — кивнул Десмонд.

— Вот видите! Тем более, что прошло так много времени…

— Насчет времени я не могу согласиться с вами. Докопаться доистины никогда не поздно.

— Интересная мысль. Почему же вы так считаете?

— Дело в том, что есть люди, которые, как мне кажется, могутрассказать вам многое, если, конечно, захотят. Я полагаю, что мне они ничего нескажут, потому что не захотят, и Селии не захотят. А вот вы что-нибудь узнать уних сможете.

— Интересно! — воскликнул Пуаро.

— Лично я об этих событиях мало что знаю. Но кое — чтоотдаленно слышал. Кто-то из них был болен психически. Как будто бы это былаледи Рейвенскрофт, кажется она какое-то время лежала в психиатрической клинике.Говорили, что в молодости с ней произошла какая-то трагедия, связанная сгибелью ребенка. В общем, эта история в какой-то степени ее касалась.

— Это не ваши собственные сведения…

— Конечно, нет. Это рассказывала моя мать, от кого-то онавсе это слышала, когда жила в Малайе. Они ведь там собирались вместе и отбезделья ужасно много сплетничали.

— И вы хотите знать, правда ли то, что говорила ваша мать?

Десмонд кивнул.

— Насколько я понял, мисс Селия не хочет выходить за васзамуж, пока не узнает, было или не было у ее матери психического расстройства,которое может передаться и ей.

— Во всяком случае, она это вбила себе в голову. И вкакой-то степени это спровоцировала моя мать. Я думаю, что кроме слухов излобных сплетен, у нее нет никаких других доказательств.

— Выяснить этот вопрос весьма непросто, — заметил Пуаро.

— Но о вас говорят, что вы чрезвычайно проницательны. Вы такумеете расспрашивать, что человек выдает вам все без утайки.

— Кого же я должен расспросить? Я полагаю, когда вы говорилио тех, кто жил с Рейвенскрофтами на Малайе, то вы не имели в виду коренныхжителей. Вы имели в виду англичан?

— Конечно, хотя я думаю, что они позабыли все подробности, анекоторые вообще умерли. Я допускаю, что моя мать слышала всякие гнусныесплетни, но не исключаю того, что она и сама кое — что придумала.

— И вы полагаете, что я в состоянии…

— Господи, конечно же, я не собираюсь просить вас ехать вМалайю.

— Вы, кажется, сказали, что есть люди, которые что-то знают?

— По-моему, есть два таких человека. В то время они жили вМалайе.

— Сами вы не хотите обращаться к ним.

— Нет. Во-первых, они ничего не скажут, а во-вторых Селииэто не понравится. Они очень хорошие люди, и именно поэтому они знают… Я оченьбестолково говорю все.

— Напротив. Все ясно, и вы заинтересовали меня. А Селия небудет возражать против того, что я захочу с ними встретиться?

— Я не особенно обсуждал с ней этот вопрос. Но я знаю, чтоона очень любила и Медди и Зили.

— Медди и Зили?

— Да, так их звали. Сейчас я все объясню. Когда Селия быламаленькой, как раз в ту пору мы с ней познакомились. У нас была гувернантка —француженка. Медди — это сокращенное от мадемуазель. Медди была очень славная,мы любили играть с ней. Я думаю, она сможет вам рассказать много.

— А кто Зили?

— Она тоже гувернантка. Медди жила у них года два — три, апотом вернулась во Францию или в Швейцарию, я толком не помню. А вместо нееприехала Зили. Она была моложе Медди. Слово мадемуазель разделили на два слога:Медди и Зили. Вторую девушку звали Зили. Она была очень хороша собой и веселая.Мы все были влюблены в нее. И даже генерал благоволил к ней, потому что онахорошо играла в карты. Они вместе играли в пикет и другие игры.

— И леди Рейвенскрофт тоже играла?

— Конечно. Она очень любила Зили, и Зили отвечала ей полнойвзаимностью. Когда кончился срок занятий с детьми, она уехала домой, но потомснова вернулась к ним.

— Почему?

— Леди Рейвенскрофт болела, и Зили ухаживала за ней. Вобщем, была вроде компаньонки. Точно я не знаю, но мне почему-то кажется, что,когда случилась трагедия, Зили была там. По-моему, она должна знать причину.