корпусами Даву, Ланна, Мюрата, Ожеро, Сульта, Нея, Бернадотта шел, охватывая центр, правый и левый фланги, на русские войска, на два корпуса, Беннигсена и Буксгевдена, во главе с фельдмаршалом Каменским.

Но первые же распоряжения фельдмаршала Каменского расстроили ранее продуманные действия: нужно было сосредоточить силы, а по приказу Каменского войска разделились и встретили мощные удары французов поодиночке. Отступая, русские войска просто тонули в непролазной грязи на дорогах, пришлось оставить сорок пушек, увязших в грязи, которую Наполеон называл пятой стихией Польши (Письмо Беннигсена 24 декабря 1806 (5 января 1807 года) к Будбергу).

Фельдмаршал Каменский попытался управлять армией, но из этого ничего путного не получилось. Он был уже очень слабым, другим казалось, что у него нервное расстройство, писал какие-то бумаги, сам отправлял курьеров, отдавал какие-то приказания, а потом давал другие приказания, которые противоречили первым. «Трудно поверить, – писал Беннигсен, – сколько он сделал вреда и как он все разрушил» (Записки Беннигсена).

Исторические источники свидетельствуют, что после отъезда фельдмаршала Каменского генерал Беннигсен отважно встретил французские войска, отличились многие генералы и офицеры. В адрес генерала Беннигсена Александр I направил рескрипт: «С особенным удовольствием изъявляю вам мою благодарность за Пултуское сражение. Высокие оказанные вами дарования в сей день дают вам новое право на мою доверенность, и не могу доказать ее более, как поручив вам главное предводительство над армиею, включая и корпус Эссена. Не сомневаюсь, что вы оправдаете мой выбор и явите новые случаи свидетельствовать вам мою признательность».

В битве при Эйлау французы и русские потеряли почти половину наличного состава участников, сражались отважно, но стороны отступили, хотя оба противника приписывали себе победу в сражении. В Париже, привыкшем к постоянным победам Наполеона, ощутили тревогу. А в Петербурге кавалергарды возили по улицам отбитые у французов знамена. Генерал Беннигсен получил орден Святого Андрея Первозванного, многие генералы и офицеры получали высокие награды за храбрость и удальство.

Но различные донесения смутили императора, не все в армии верили в силу генерала Беннигсена, по-прежнему действовал какой-то необъяснимый разлад. Александр Павлович, хотя и чувствовал неуверенность в своих силах как полководец, все-таки решился поехать поближе к действующей армии.

16 марта 1807 года император Александр выехал из Петербурга в сопровождении обер-гофмаршала графа Толстого, министра иностранных дел Будберга и генерал-адъютантов графа Ливена и князя Волконского. По дороге в Митаве посетили короля Людовика ХVIII, который в своих записках оставил такую фразу императора Александра, что «лучшим днем своей жизни сочтет тот, когда водворит его во Франции». Потом встретился с прусским королем в Мемеле, куда приехали на следующий день, прусский король познакомил русского императора с членами своего правительства. В Мемеле Александр I узнал, что генерал Цастров сдал должность министра иностранных дел барону Гарденбергу.

Император Александр, прибыв в главную квартиру армии, расположенную в Бартенштейне, издал приказ по армии: «Победы под Пултуском и Прейсиш-Эйлау, одержанные генералом Беннигсеном над неприятелем, оправдали и увеличили доверенность, возложенную на искусство его. Прибытие Его Императорского величества к храброй своей армии не вводит ни в каком отношении ни малейшей перемены в образе начальства, под которым общее благо Европы столь ощутительно начинает уже возникать. Все повеления исходят по-прежнему от одного главнокомандующего генерала Беннигсена, равно как и рапорты прямо доставляются к нему».

14 июня 1807 года началось Фридландское сражение. К этому времени у императора Александра сложилось впечатление, что русские войска победили Наполеона при Эйлау, и «ослепленный бахвальством своего генерал-аншефа, он был убежден, что в ближайших же сражениях его армия уничтожит все императорские войска. Он, уже не стесняясь, предсказывал будущее: с помощью австрийцев они отбросят захватчика за Рейн и Альпы, водворят его в пределы бывших естественных границ!» (Кастело. С. 140–141). Генерал-аншеф Беннигсен, обладая достаточными войсковыми соединениями и превосходными офицерами и генералами, был совершенно уверен в исходе будущего сражения, эту уверенность внушал русскому императору и окружающим офицерам. Но случилось то, что случилось. Наполеон, зная о расположении русских и маневрах их главнокомандующего, потребовал карту и, как свидетельствует очевидец, разложил ее прямо на земле, «над которой император вначале присел, потом опустился на колени, потом, наклонившись вперед, оперся на локти, после чего и вовсе лег на землю. Вооружившись карандашом, он проводил по ней пунктирные линии. С полчаса он молчал…». Вдруг Наполеон встал, засмеялся, обнажив «свои красивые зубы». Да, он определил тактику, которую использует против русских. Прежде всего нужно использовать все ошибки, допущенные неприятелем. По его мнению, оборона его не продумана до конца, «верх безрассудства». Чтобы выманить на себя неприятельские войска, Нею придется отступать» (Кастело. С. 141–142).

Беннигсен, как и предполагал Наполеон, попал в «мышеловку», расставленную императором Франции. «Костяк французской армии повернул на Кенигсберг, этот центр подготовки боевых операций и главный рубеж сопротивления противника, но тут стало известно, что Беннигсен повернул свою армию на север. Он переправил все войска на правый берег Алле, реки, которая вилась серпантином по дну узкой долины. Из-за этой естественной природной преграды русский генерал решил, что его флангу ничто не угрожает. Неожиданно ему донесли, что французский авангард проник в Фридланд, расположенный на левом берегу, и укрепился между двумя излучинами реки. Речь шла о корпусе Ланна, который шел впереди императорской армии. И тут Беннигсен совершил непростительную ошибку (курсив мой. – В. П.), о которой будет сожалеть всю жизнь. Чтобы уничтожить противника, он переправил свои основные части на левый берег и приказал захватить Фридланд. Ланну, под командованием которого было всего 10 тысяч человек, пришлось оставить свои позиции, тем более что русская артиллерия с правого берега вела огонь с холмов, окружающих город.

Беннигсен понятия не имел, что император находится от него на расстоянии всего нескольких лье и что вся французская армия была готова обрушиться всей своей мощью на него, а отступать он в такой ситуации мог только по узким мостам, которые в этом месте соединяли довольно крутые берега Алле. Его положение ухудшалось еще и потому, что на подступах к Фридланду находились две природные преграды – пруд и речка Мюленбах, приток Алле, которая протекала по дну глубокого оврага. Беннигсен до последнего момента не осознавал грозившей ему опасности. Он продолжал упорно укрепляться на левом берегу, там, где ждал его разгром. Он даже довольно потер руки, когда узнал о подходе другого французского корпуса – корпуса Удино. И вот началось сражение, первое при Фридланде, очень трудное для французов, так как их численность значительно уступала численности войск противника – 26 тысяч против 70!

Но французы сражались упорно, с остервенением, и энергии у них сразу прибавилось, когда