деле; говорят, что она состоит из героев, что мы трое (Строганов, Новосильцев и Чарторижский. – В. П.) совершили блестящие подвиги, что наша армия горела желанием возобновить бой, но австрийцы не хотели того и втайне от нас заключили перемирие; что, наконец, они были настоящие изменники, продавшие нас французам, и что мы проиграли сражение единственно от того, что они сообщили план его неприятелю» – и проч. Вот как тогда люди, близкие к государю, верили обвинениям в измене австрийцев!

«Главною причиною поражения союзников было то, что они, сражаясь против гениального полководца, вовсе не имели главнокомандующего, что Кутузов, считаясь с ними, соглашался, из угождения императору Александру, на все распоряжения австрийского штаба, хотя и постигал их неосновательность. Впоследствии он старался отклонить от себя упрек в потере Аустерлицкого сражения, но право современников справедливо обвинять его в сговорчивости, недостойной полководца опытного, приобретшего общее уважение. С первого взгляда непонятно, почему император Александр, отняв у Кутузова власть распоряжаться ходом действий, оставил ему звание главнокомандующего? Гораздо проще было бы стать во главе армии самому государю, руководясь советами Вейротера. Но это объясняется одной из особенностей характера Александра – оставлять, в решительные минуты жизни, многое в сомнении, в неопределенности. Колеблясь между желанием пожать лавры победы и опасением неудачи, он не хотел ни уступить Кутузову славу, в случае успеха, ни принять на себя упрек, в случае поражения. И вот почему Кутузов был поставлен в такое двусмысленное положение. Но он мог из него выйти, если бы сила его характера равнялась тонкости ума его. Александр сам, вспоминая об Аустерлицком сражении, сказал: «Я был молод и неопытен; Кутузов говорил мне, что нам надобно было действовать иначе, но ему следовало быть настойчивее!» Так говорил Александр, победив своего противника, и торжество его не омрачилось великодушным признанием в сделанной ошибке» (Думас. ХIV. 37; Богданович. С. 80–82).

Князь Адам Чарторижский, вспоминая то время, не раз подчеркивал, что как только император Наполеон встал во главе Франции, то сразу вступил на путь попрания принципов всеобщей справедливости и освобождения народов: «Каждое его слово, каждый поступок показывали, что он хочет действовать только силой штыка и численностью войска. В этом была главная ошибка царствования Наполеона, именно из-за нее он лишился огромной власти. Он перестал был оплотом справедливости и надеждой угнетенных народов, а отказавшись от этой роли, которая составляла всю силу республики, несмотря на все ее пороки и безрассудства, Бонапарт встал в ряды честолюбцев и обыкновенных монархов. Он выказал себя человеком величайших талантов, но без всякого уважения к правам личности, человеком, желавшим все поработить и подчинить своему капризу.

Поэтому-то, когда настал момент начать с ним борьбу, на это пошли без малейших колебаний, ибо в этом видели поход против силы, переставшей служить справедливости и добру. Это мнение, охватившее всю Европу, перешло и на русское общество и увлекло русский кабинет на такой путь, где он не имел возможности – греша, быть может, такой поспешностью, – точно определить роль, подходившую России при данных условиях» (Чарторижский. С. 320–321). Во время, которое предшествовало Аустерлицкому сражению, Чарторижский и император Александр много говорили о выгодах победы над Наполеоном – Австрия получит Баварию, земли Швабии и Франконии, Пруссия – некоторые герцогства в Германии, Голландия получит часть Австрийских Нидерландов, а в итоге 3 декабря 1805 года Пруссия получила от Наполеона Ганновер, который принадлежал Англии, 14 декабря того же года Австрия, заключив Пресбургский мир, потеряла первенство в Германии, кресло императора Священной Римской империи и много удобных земель.

А. Чарторижский, вспоминая Аустерлицкое сражение, писал в «Воспоминаниях», что 1 декабря к Наполеону прибыл граф Гаугвиц, вернувшийся к управлению иностранными делами в Пруссии после недолгой отставки, с ультиматумом: 200 тысяч прусских войск готовы поддержать австро-российских союзников, если Наполеон после победы намерен войти в Северную Германию и Голландию. После победы Наполеон, заняв значительную часть австрийской территории, вновь встретился с графом Гаугвицем и с первых слов «перешел к горьким упрекам, порицанию «вероломных» поступков берлинского кабинета»: «Ваш Государь поступил бы гораздо честнее, если бы прямо объявил мне войну; это было бы полезнее для его новых союзников; быть может – я не решился бы дать им сражение. Но вы хотите дружиться со всеми: это невозможно; что-нибудь одно: либо они, либо я. Будьте искренни; иначе – оставлю вас; лучше иметь врагов, нежели ложных друзей. Вы допускаете стоять в Ганновере тридцатитысячному корпусу, который находится в связи с русскою армиею чрез ваши владения: это мне явно враждебно. Я иду прямо против своих неприятелей, где бы они ни были. Я мог бы наказать вас страшно за такое вероломство, занять Силезию, восстановить Польшу, нанести Пруссии удары, от которых она никогда не оправилась бы. Но я предпочитаю позабыть прошедшее и поступить великодушно. Прощаю вашему мимолетному увлечению, но только с тем, чтобы Пруссия соединилась с Францией неразрывными узами, и в залог этого союза вы приняли от меня Ганновер». Наполеон потребовал немедленного ответа: мир или война. Король Пруссии, получив сведения о переговорах от графа Гаугвица, выразил свое неудовольствие. И вскоре граф Гаугвиц поехал в Париж для продолжения переговоров. В итоге Австрия выплатила Франции около 85 миллионов франков.

Часть пятая

Тильзит и его последствия

Император Александр после генерального сражения при Аустерлице испытывал противоречивые чувства: боль от поражения не сломила его, он по-прежнему считал, что его задача, как русского императора, заключается в том, чтобы положить конец преобладанию Наполеона в Европе. Кутузову было велено написать две записки о недавнем сражении: в одной из них, «по чистой совести и совершенной справедливости», изложить подлинную правду о сражении, о действиях генералов и обер-офицеров, полков и дивизий, которые отличили себя, заслуживают честь или поношение их; другую записку для публикации, в которой сообщить о тех препонах, которые привели к неудаче.

Генерал Ланжерон должен подать в отставку. Генерал Прибышевский, попавший в плен, по решению военного суда был отстранен от службы и разжалован в рядовые. Последовали и другие распоряжения военного суда и утвержденные императором.

Серьезно пострадали молодые и преданные помощники императора Александра: князь Чарторижский пострадал наиболее серьезным образом, в светских кругах его обвиняли в измене и других преступлениях, так что он вынужден был подумать об отставке с поста министра иностранных дел. Об этом говорится в письме Н. Новосильцева графу Павлу Строганову от 6 января 1806 года. Особую ярость вызывала личность князя Чарторижского у императрицы Марии Федоровны. «Больше всех нападкам общей ненависти подвергается князь Чарторижский, – писала она императору Александру