как заложники, со временем вернули часть земель, да и дружба с великим князем, а потом императором Александром только укреплялась. Однако князья Чарторижские мечтали о возрождении Польши как сильного государства, и не только они. Много поляков было принято на русскую службу, царские деньги получали, но, в сущности, оставались преданными Польскому государству.

Узнав о назначении князя Адама Чарторижского товарищем министра иностранных дел, императрица Мария Федоровна не могла скрыть своего возмущения. И при первом же свидании с графом Румянцевым высказалась начистоту:

– Удивляюсь своему сыну Александру, ваша светлость. Князья Чарторижские – двоюродные братья польского короля графа Понятовского. Если бы не мощная рука Екатерины II, то граф Станислав Понятовский не стал бы польским королем, а скорее выбрали бы князя Адама Казимира Чарторижского, одного из первых претенденов на королевский трон Польского государства. К тому же мать Адама Чарторижского была исступленной патриоткой, прозванной «маткой отчизны», но этот патриотизм не помешал ей вступить в связь с князем Репниным, русским послом в Варшаве, и многие современники наши считают князя Адама сыном князя Репнина.

– Это, государыня императрица, всего лишь слухи, широко распространенные в нашем, придворном мире. Ценность Адама Чарторижского в том, что он весьма образованный человек, превосходно разбирается во внешней политике России, говорит чуть ли не на всех европейских языках, среди его учителей были итальянцы, французы, англичане, много лет он изучал в Англии политические учреждения этой страны. Хорошо знает Европу, Великобританию, Францию, французскую знать. Постороннему глазу там много непонятного. Помните, ваше величество, как первый консул и его министр Талейран вместе с русским послом Морковым вознаграждали немецких князей за утерянные земли на левой стороне Рейна?

– Конечно, граф, это касалось и моих интересов. Мой сын Александр не уставал говорить о том, что истинное величие престола должно иметь основами прямодушие и справедливость. Эти качества должны быть сопровождаемы непоколебимостью в соблюдении всех трактатов, заключенных ранее.

– Беда в том, ваше величество, что заключенный договор имел секретную статью, которая была продана английскому правительству за 60 тысяч фунтов стерлингов, говорят, что деньги были получены министром Талейраном, но сейчас об этом можно судить лишь предположительно. Однако платили не только англичане. Известно, что распределение земель должно было быть оформлено с согласия России и Франции. Но раздел земель происходил без участия России. Даже маркиз Луккезини, прусский посол в Париже, вел тайные переговоры с Талейраном, а граф Морков ничего не знал о секретности переговоров. А в итоге владения прусского короля были значительно увеличены, на этих землях проживают 400 тысяч жителей. Курфюрст Баварский, герцог Вюртембергский, маркграф Баденский получили крупное возмещение за утраченные земли, и, кажется, государыня, не без пользы для министра Талейрана.

– У нас, при нашем дворе, ваша светлость, открыто говорят, что Талейран за все берет, а уж за такие воздаяния тем более. Но беда не во взятках Талейрана. Обстановка в мире накаляется, встревожены Великобритания и Австрия. По всему чувствуется, что первый консул только на этом не остановится.

«Высокомерие и заносчивость Первого консула возбуждали справедливые опасения Европы, – писал историк М. Богданович. – Россия, по своему положению, была обеспечена от его покушений более других держав, но уже наставало время, когда он – с одной стороны мог запереть Зунд, а с другой – приобресть господство над Черным морем, что поставило бы русскую торговлю в совершенную зависимость от его произвола. В таких обстоятельствах императору Александру не оставалось ничего более, как войти в сношения с прочими государями и соединиться с ними, чтобы обуздать властолюбие Бонапарта» (Богданович М. История царствования императора Александра I и Россия в его время. СПб., 1869. Т. 1. С. 330).

Наполеон не скрывал свои намерения. Первый консул уже мечтал о царственном венце Франции, зная при этом, что герцог Энгиенский, он же принц Луи-Антуан де Бурбон-Конде, один из командующих эмигрантскими армиями, был одним из претендентов на корону. Такой соперник абсолютно не нужен будущему императору Франции.

Наполеон вызвал военного министра и приказал одному отряду французов перейти Рейн и двинуться к Страсбургу, а второму отряду перейти Рейн и подойти к Рейнау. Вскоре, 3 марта 1804 года, полковник Коленкур и полковник Орденер со своими немалыми отрядами форсировали Рейн, и ночью драгуны арестовали принца вместе с его друзьями.

Источники свидетельствуют: документы и письма, найденные в доме, где скрывался принц, показали, что принц продолжал возглавлять союз антиреспубликанцев, а в одном из писем прямо говорил о желательной смерти диктатора Франции – первого консула Наполеона.

Допрос принца Энгиенского был чистой формальностью военной комиссии. В процессе допроса герцогу Энгиенскому не предоставили защитника и нарушались обычные условия суда.

В ту же ночь после допроса вынесли приговор, в 6 часов утра принца вывели из замка, поставили у глубокого рва, и взвод из шестнадцати жандармов по команде генерала Савари расстрелял 32-летнего принца Энгиенского.

«Нет, это был не суд, это было настоящее, запланированное убийство» (Кастело А. Бонапарт. М.: Центрполиграф, 2010. С. 465), подводя итоги свидетельств историков.

Европа пришла в ужас от этого злодеяния. Россия объявила семидневный траур. Пруссия и Франция прекратили начавшиеся переговоры о мире. Австрия да и другие державы словно застыли в угнетающем ожидании. Но поражен был прежде всего первый консул Бонапарт. Подал в отставку статс-секретарь в Риме Франсуа Рене де Шатобриан, поэт, прозаик, автор романов и повестей. Бонапарт нашел его, простил ему и эмиграцию в Англию и Америку, критическую оценку Французской революции в книге «Опыт революции» (1797) и, как только он вернулся во Францию в 1800 году, сразу стал искать подходящую работу в своем правительстве. Шатобриан не просто ушел, а демонстративно ушел. Это был знак первому консулу, который мало считался с чужим мнением. Сначала это забавляло Бонапарта, потом раздражало, но вскоре он кипел от ярости. Особенно узнав о том, как Россия выразила соболезнование по поводу казни принца Энгиенского. «Негодование достигло высших пределов, – писал граф де Местр из Петербурга. – Добрые императрицы прослезились, великий князь Константин в бешенстве, Его Величество огорчен не менее глубоко. Членов французского посольства не принимают, даже не говорят с ними… Император облекся в траур, и повестки о семидневном трауре были разосланы всему дипломатическому корпусу, генералу Эдувилю, как и прочим. Сегодня заупокойная служба в католической церкви. На нее отправляются многие здешние дамы, также и английский посол. Никогда не видал я мнения, столь единодушно и резко выраженного».

Александр I уже сталкивался с первым консулом Франции при распределении секуляризованных в Германии земель.

5 апреля 1804 года в Зимнем дворце по особому приказу императора собрались члены