тысяч) решил оставить Вену. А пока подойдут австрийские войска с юга, из Италии и Тироля под руководством эрцгерцогов Карла и Иоанна и русские войска под руководством Беннигсена и Буксгевдена и соединятся с войсками Кутузова, австрийский и русский императоры намерены были попросить у императора Наполеона перемирия.

Сдерживая французские войска, русские полки под командованием Багратиона, Дохтурова и Милорадовича отступали к деревушке Аустерлиц, избранной Наполеоном для генерального сражения, о чем союзники даже не догадывались. Одно из сражений у местечка Вишау под командованием князя Багратиона и Петра Долгорукова было удачным, потери французов значительными, взято пленными 23 офицера и 500 нижних чинов. Мюрат отступил от Раусницы по дороге к Брюнну, где расположились основные силы императора Наполеона, и у русско-австрийского командования возникло предположение, что Наполеон настолько ослабел, что не в состоянии противиться союзным войскам. Это была коренная ошибка.

Александр I, зная о склонности императора Франца заключить перемирие с Наполеоном, тоже благосклонно принял французского генерала Савари и высказал свои соображения о перемирии, а если надобно, то и о мире. Опытным взглядом генерал Савари увидел, что союзники, русские и австрийцы, совершенно уверены в своей непобедимости. Савари не знал, на каких условиях император Наполеон может заключить мир или перемирие. В связи с этим Александр I послал вместе с генералом Савари своего генерал-адъютанта Петра Долгорукова, превосходно до сих пор справлявшегося с поручениями императора. Петр Долгоруков тоже, как и большинство военных советников императора, был убежден в непобедимости русской армии.

Савари и Долгоруков встретили императора Наполеона, объезжавшего аванпосты своей армии. Разговор был продолжительным:

«Князь Долгоруков вел себя очень гордо и без обиняков высказал Наполеону, что император Александр согласится на мир не иначе, как обеспечив независимость Италии, Голландии и даже Бельгии. Наполеон, глубоко оскорбленный высокомерием русского парламентера, скрыл свой гнев и закончил совещание, сказав, что взаимные недоразумения едва ли могут быть устранены путем дипломатии.

По возвращении к императору Александру князь Долгоруков изложил все замеченное им так, как оно представлялось его воображению: нерешительность и робость неприятеля были господствующими чертами его донесения. Союзники, из опасения упустить верную добычу, ускорили предположенное ими нападение» (Богданович. Т. 2. С. 52–53).

Н. Шильдер, описывая Аустерлицкое сражение, напомнил, что перед битвой Наполеон послал своего генерала Савари в лагерь Александра I, передавшего ему письмо о перемирии, на разведку. Савари проехал аванпосты без задержки, прибыл на главную квартиру и встретился с императором Александром. В сущности, Савари беспрепятственно осмотрел лагерь австро-российских сил, узнал мнение действующих сторон. Нетрудно было убедиться в слепой самоуверенности пылкой и неопытной молодежи, с князем Долгоруковым во главе, окружавшей императора Александра, а это нанесло «делу коалиции громадный вред». Император Александр отказался встретиться с Наполеоном.

При встрече с князем Долгоруковым Наполеон, опасавшийся, что война затянется, спросил:

– Долго ли нам воевать? Чго хотят от меня? За что воюет со мною император Александр? Чего требует он? Пусть он расширяет границы России за счет своих соседей, особенно турок. Тогда все споры его с Францией закончатся.

Князь Долгоруков, как вспоминал император Наполеон, разговаривал с ним, как с боярином, которого собираются сослать в Сибирь, высказал программу, которая совершенно не устраивала императора Наполеона.

– Итак, будем драться, – твердо заключил Наполеон.

Шильдер в своей «Истории» подробно описал драматическую историю подготовки австро-российских войск к Аустерлицкому сражению:

«В полночь с 19 по 20 ноября (2 декабря 1805 года) собраны были у Кутузова в Кршеновице главные начальники колонн, предназначенных для атаки неприятеля. Генерал Вейротер, разложив подробную карту окрестностей Брюнна и Аустерлица, приступил к чтению и разъяснению своей многоречивой диспозии. По рассказу очевидца, графа Ланжерона, он напоминал собою учителя, объясняющего урок молодым школьникам. Кутузов тотчас погрузился в глубокий сон, в чем и выразилась в этом случае вся его оппозиция плану, получившему одобрение императора Александра. Граф Буксгевден слушал чтение стоя и, как замечал граф Ланжерон в описании этого совещания, наверное, ничего не понимая. Милорадович молчал, Пшибышевский стоял сзади, и один Дохтуров внимательно рассматривал карту. Когда Вейротер окончил свою утомительную лекцию, ему возражал один граф Ланжерон.

– Все это прекрасно, – ответил Ланжерон, – но, если неприятель нас предупредит и атакует в Працене, что мы будем делать? Этот случай не предусмотрен.

– Вам известна смелость Бонапарта, – ответил Вейротер, – если бы он мог нас атаковать, он это сделал бы сегодня.

– Итак, вы полагаете, что он не силен? – возразил Ланжерон.

– У него никак не более 40 тысяч, – сказал Вейротер.

– В таком случае, – заключил Ланжерон, – выжидая атаку с нашей стороны, он готовит себе гибель.

Вейротер заключил спор словами:

– Значит, он отступает или переменяет позицию; но, предполагая даже, что он займет позицию в Турасе, ясно, что он этим значительно облегчит нам дело, а диспозиции останутся без изменения.

В это время Кутузов проснулся и, отпустив собранных генералов, поручил им оставить адъютантов, чтобы снять копии с диспозиции, к переводу которой с немецкого приступил тогда майор Толь.

Долгоруков, объезжая посты, предупреждал, что надо знать, куда пойдет неприятель, уверенный в том, что неприятель будет отступать.

Император Александр поручил графу Аракчееву командовать одной из колонн, но Аракчеев отказался, ссылаясь на то, что он вряд ли справится с волнением.

Император Александр, руководя этим «странным событием», спросил Кутузова:

– Ну что, как вы полагаете, дело пойдет хорошо?

Кутузов, улыбаясь, ответил:

– Кто может сомневаться в победе под предводительством вашего величества?

И самому стало стыдно за эти слова: отвечал ловкий царедворец, а не командующий армией, отвечал он самому себе.

– Нет, здесь командуете вы, я только зритель, – ответил император.

Кутузов поклонился в ответ, а сам подумал, что диспозицию Вейротера подписывал император Александр, а не он, генерал-аншеф Кутузов.

Император Александр находился при четвертой колонне, когда начались активные действия со стороны неприятеля. На глазах императора картечью ранило лошадь врача Виллие, в 30 саженях от императора убило другую лошадь, в двух шагах упало ядро и осыпало землей. «Смятение во время боя было так велико, что находившиеся при императоре Александре лица потеряли его из виду». У императора Александра возникли боли в желудке, он увидел дерево, присел у корней и расплакался» (Шильдер. Т. 2. С. 144).

1805 год – это торжество императора Наполеона.

9 декабря 1805 года Александр I, проиграв несколько сражений, отбыл в Петербург.

Вскоре за участие в Аустерлицком сражении Александр I был награжден высшим орденом Святого Георгия 1-й степени. Кутузов – орденом Святого Владимира.

Оценивая прошедшие события, Н. Новосильцев писал графу Павлу Строганову: «Представьте наше удивление… все добрые жители Петербурга восхищены отличными действиями нашей армии в последнем