нейтралитете. Наше правительство не начнет переговоров с Наполеоном до тех пор, пока не создаст против французского стремления к мировому господству серьезных преград. Россия и Пруссия могут приобрести территориальные выгоды за счет земель Германии…

Румянцев протестующим жестом остановил сэра Вильсона:

– В России больше думают о землях Востока, о европейских землях Турции…

– Извините, граф, кажется, я ступил не на ту дорогу. Конечно, война с Турцией у вас еще продолжается. Англия никогда не согласится на уничтожение и полный раздел Турции, но у России по ту сторону Дуная первостепенные интересы. Я должен вам сказать, господин граф, что Англия предполагает немедленно напасть на уступленные Франции Ионические острова и захватить их во что бы то ни стало, так как не желает, чтобы ими владела Франция. Мы не намерены удерживать их за собой и хотим при заключении мира принудить Францию уступить их вам. Таким образом, Англия возвратила бы своим прежним союзникам то, что Франция только что отняла у них… Может быть, Россия хочет большего?

Сэр Вильсон, используя свою молодость и обаяние, вскружил голову дамскому обществу, бывал на обедах, балах, имел честь открыть бал с графиней Ливен, обер-гофмейстериной императрицы-матери, с принцессой Амалией танцевал полонез, и все это показалось ему триумфом, а запись о триумфе он занес в свой дневник. И, конечно, вовсе не ожидал, что привезенная им из Лондона брошюра «Размышления о Тильзитском мире», брошюра-памфлет, в которой было несколько оскорбительных фраз не только о Франции, но и об императоре Александре, будет передана императору Александру.

7 ноября 1807 года была опубликована грозная декларация против английского правительства, в котором провозглашался разрыв отношений, а нападение английских кораблей на Копенгаген и высадка армии на датскую территорию расценивались как начало враждебных действий против союзников – России и Франции. Император Александр, поддержанный графом Румянцевым в решении турецкого вопроса, ясно определяет свои требования перед Наполеоном и Великобританией.

– Скажите императору, – сказал Александр I генералу Савари 9 декабря 1807 года, – что интрига достигла своего апогея. Нас хотели подкупить, но меня не проведешь: я моментально всех выпроваживаю за дверь.

«Со своей стороны Румянцев, в замаскированных, но достаточно сильных выражениях, насилуя смысл Тильзитского договора, старался установить полное тождество между обязательствами, подписанными Александром против Англии, и обещаниями Наполеона относительно Турции и старался обсуждать оба вопроса параллельно. При изложении средств, предназначенных для морской войны, он сделал обзор событий на Востоке. По его мнению, положение в Константинополе ухудшалось с каждым днем: там хронически царили беспорядок в правлении, волнение на улицах, насилие и бунт в войсках; Турция начинала разлагаться. «Вот увидите, – говорил министр, – что вскоре вынуждены будут объявить в газетах, что Оттоманская империя скончалась и что приглашают ея наследников явиться за наследством» (Донесение Савари и письмо от 4 ноября 1807 года).

1 ноября 1807 года Наполеон после мучительных раздумий заявил генералу Савари о своем выборе: «Я окончательно решил послать в Петербург маркиза, обер-шталмейстера двора, дивизионного генерала Армана-Огюста Коленкура, тридцати пяти лет, человека выдающегося ума, благородного происхождения и рыцарской привязанности к новому времени, человека, склонного к изяществу и роскоши и одновременно к воинской простоте и прямодушию. Этот человек должен примирить императорскую Францию с аристократией одного из могучих государств Европы».

В инструкции для нового посланника Коленкура французское правительство соглашается, что Россия в ближайшее время займет Молдавию и Валахию. Французский император надеется вознаградить себя несколькими прусскими провинциями, что, естественно, ослабит Пруссию, но укрепит союзную систему Франции. Также французский император за то, чтобы сохранить Оттоманскую империю, сохранить ее крепости, сохранить, например, Измаил. Но это при условии, если Россия согласится на расширение Франции за счет Пруссии.

Французское правительство также желает, чтобы французская нация имела благоприятные торговые отношения с Россией, а английская нация потерпела в торговле полный провал.

Сначала маркиз генерал Коленкур выразил горячее сопротивление своему назначению, но через несколько дней в звании чрезвычайного посла, с содержанием 800 тысяч франков, с набранным персоналом секретарей и чиновников, с расходами на помещение, отбыл в Петербург: «Ему приказано было во всем поступать широко, превзойти всех в роскоши и заняться делом завоевания светской России» (Вандаль. Т. 1. С. 141).

Император Александр, перебирая в памяти все значительные имена, фигуры, подходящие на пост чрезвычайного посланника во Францию, никак не мог выбрать никого из них.

Во время беседы с графом Румянцевым просил назвать подходящего кандидата.

– Ваше величество, я тоже думал о кандидатуре, но в русском дипломатическом корпусе нет ни одного вполне убежденного сторонника союза с Наполеоном.

– Надо искать кого-то с именем, но послушного, исполнительного, подвластного нашим инструкциям.

Хорошо зная древо Голицыных, граф Румянцев вспомнил, что не так давно, на его памяти, княжна Мария Голицына вышла замуж за графа Петра Александровича Толстого, правнука сподвижника Петра I Петра Андреевича Толстого, отважного генерала, участника последней Русско-турецкой войны. Разве такая кандидатура не подходит для важного поста в Париже? Генерал – значит послушен указаниям императора и министра, занимает важное место в светской аристократии. Достаточно образован, знает языки. Перебрав и другие кандидатуры, граф Румянцев остановился на этой.

Размышляя о суровом и отважном воине, генерале Петре Толстом, привыкшем слушать приказы и указания высших начальников, император Александр согласился, что это подходящая кандидатура, у этого генерала послушание могло заменить личное мнение, тем более он не принадлежал ни к одной из политических партий, которые раздирали двор.

В конце августа граф Толстой, живший в своем имении, приехал в Петербург, был представлен императору, который после длительного разговора с Толстым одобрил его кандидатуру.

В конце октября 1807 года граф Толстой выехал из Петербурга в Париж. 6 ноября он уже представил свои верительные грамоты в Фонтенбло как чрезвычайный посланник России. Свою задачу он выслушал в устных наставлениях, а главное – прочитав инструкцию графа Румянцева, согласованную с императором Александром.

По дороге в Париж граф Толстой побывал в Мемеле и, к ужасу своему, увидел, в каком жалком положении оказалась королевская чета; Вильгельма-Фридриха ему было не так жалко, как королеву Луизу, красота которой не померкла, а словно бы вопреки условиям еще ярче расцвела.

Министр внешних сношений Жан-Батист Шампаньи, герцог Кадорский, подробно рассказал о приеме русского посланника графа Толстого 6 ноября 1807 года: «Аудиенция, имевшая место 6 числа этого месяца, была замечательная по милости и доброте, с которыми его величество принял русского посланника. Все заметили утонченное внимание, которое оказал император, надев орден Андрея Первозванного и нося его целый день. Двор так же, как и публика Фонтенбло, которая была допущена на придворный спектакль, вечером,