– Вы уже завтракали? Выпьете со мной кофе?

От кофе Бокр отказался так же вежливо и твердо, как и оттапочек.

– Ладно, тогда перейдем к делу.

Она достала сделанную «Полароидом» фотографию Даши Сундиевойи Александра. Они стояли обнявшись возле станции метро «Площадь Революции». Этуфотографию Саша сделал по просьбе сестры.

– Вот эта девушка полагает, что за ней следят. Я склоннаэтому верить, но полной ясности у меня нет. Я хочу, чтобы ваши люди посмотрели,что она собой представляет. Кроме того, если за ней действительно следят, выясните,кто это у нас такой любознательный. И наконец, мне нужно знать, следят литолько за девушкой или за ее кавалером тоже. Их имена, адреса и места работызаписаны на обороте фотографии. Через три дня должны быть первые результаты.

– Будут, – невозмутимо кивнул Бокр, не сводя с Настивнимательного цепкого взгляда. – Что еще?

– Пока больше ничего. Дальше будем действовать в зависимостиот первых результатов.

– Вторая итерация, – понимающе кивнул человечек.

«Ого! Денисов мне подсунул урку-интеллектуала. Это что же,дань уважения, насмешка или у него все прислужники с высшим образованием?Любопытный тип. Бокр, Бокр… О чем же мне это напоминает? Спросить, что ли?Почему бы и нет, в конце концов. Корона не свалится, если спрошу».

– Скажите, откуда у вас такое странное прозвище?

Бокр, до этого неторопливо расхаживавший по комнате,остановился и принялся покачиваться, перекатываясь с пятки на носок.

– Когда-то мне попала в руки книга Успенского… – начал он, иНастя тут же вспомнила.

– Ну конечно, «Слово о словах». Знаменитая «глокая куздра».Как я сразу-то не сообразила!

Человечек глянул на нее с нескрываемым уважением:

– Впервые встречаю человека, который знает про «куздру».Примите мои поздравления. Я отрыл эту книжку в библиотеке, когда мотал срок заграбеж. Представьте себе, фраза меня просто покорила, околдовала, заворожила.«Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка», – вдохновеннопродекламировал он нараспев. – Это же песня! Поэма! Романс русскойморфологии!

Он мгновенно воодушевился, и его шишковатое лицо вдруг сталопочти привлекательным.

– Эта фраза помогла мне выжить в зоне. Я полез в учебникирусского языка, чтобы вспомнить, что такое морфология. Это оказалось весьмаполезным, если учесть, что в юные годы я относился к школьному образованию снепростительной небрежностью. А кроме того, я занял голову придумыванием новыхслов и даже сочинял, лежа на нарах, целые рассказы. У меня был любимый герой,вернее, героиня, я назвал ее «гурильная шаболда» и придумывал про нее всякиеистории. Все слова, разумеется, были искусственные, но со строгим соблюдениемправил морфологии русского языка. Игра настолько увлекла меня, что я смогпродержаться до конца срока, не утратив способности нормально соображать. Вколонии из-за моего увлечения мне дали кликуху Куздра, но на воле я ее поменялна Бокра, хотя Куздра, конечно, смешнее.

И он зашелся высоким заливистым смехом, всхлипывая ипостанывая, как впавший в истерику разгневанный попугай. Кончик носа его приэтом задергался еще сильнее, а глазки куда-то закатились, и Насте даже накакое-то мгновение показалось, что они уже никогда не выкатятся обратно. Вид уБокра при этом был даже не смешной, а абсолютно дебильный.

Смех прекратился так же внезапно, как и начался.

– Должен вам сказать, Анастасия Павловна, что не менееинтересно использовать уже известные слова в новом контексте. Вот, например,слово «примочка». Знаете такое слово?

– Это которая свинцовая, от геморроя? – уточнила Настя.

– В том числе и от него. Я использую это слово дляобозначения явной глупости, которая засела у кого-нибудь в голове. Выпослушайте, как звучит: «У него теперь новая примочка – он хочет жениться». А?Каково? Песня! – восторженно добавил он. – Поэма!

Теперь расхохоталась Настя. Мать в детстве приучала ее киностранным языкам, Настя умела чувствовать слово, и лингвистические изысканияБокра были ей понятны и близки. Урка-лингвист. С ума можно сойти!

Проводив гостя, она какое-то время бесцельно слонялась поквартире. Леша еще вчера уехал домой, в подмосковный Жуковский, на сегодня унего назначена встреча с аспирантом. Аналитическая справка по нераскрытымубийствам за пять лет готова, но впереди еще вся суббота и воскресенье, и можнопопользоваться Лешкиным компьютером, пока он его не увез.

Каждый месяц Настя готовила для Гордеева аналитическиематериалы по убийствам и изнасилованиям в Москве, как раскрытым, так инераскрытым. Пока есть возможность, нужно собрать эти многочисленныемногостраничные справки в единый файл, с которым потом можно будет работать.Она подключила сканер и принялась «сбрасывать» в компьютер результатыдесятилетней кропотливой работы.

Стоя в подъезде напротив дома, где жил Дмитрий Сотников,Лиза нетерпеливо посмотрела на часы. Ну где же он? Занятия в художественнойшколе закончились два часа назад, а Дима все не идет домой. Сегодня не четверг,но она все-таки стоит здесь и ждет, хотя понимает, что скорее всего он придетзначительно позже. Или придет не один. Или не придет совсем. Но она все равностоит и ждет.

Она вынула из сумки пластмассовую коробочку, достала дветаблетки и сунула в рот. Спрятав коробочку, вынула плоскую бутылку, отвинтилапробку и сделала большой глоток. Спиртное уже не обжигало горло, она почти нечувствовала его вкуса. Через несколько минут придет «кайф», без которого она неможет обходиться.

Лиза уже давно перестала довольствоваться теми лекарствами,которые в изобилии прописывали ей врачи. Сначала она просто увеличивалаколичество принимаемых таблеток, обращаясь к разным врачам и от каждогосистематически получая рецепты на психотропные препараты. Потом где-тоуслышала, что хороший эффект дает сочетание таблеток со спиртным. Эффектоказался и в самом деле хорошим, правда, врачи с этим вряд ли согласились бы.Очень скоро она превратилась в вялую и безвольную наркоманку, одержимую идеейотмщения за разрушенное счастье и не интересующуюся больше ничем. «Я могубросить пить таблетки в любой момент, – говорила она себе, – и я этосделаю, когда все закончится, когда всех четверых не будет на свете. Троих уженет. Вот скоро не станет четвертого, и я брошу». Она обманывала себя и святоверила в свой собственный обман.

Она уже давно не любила Диму Сотникова, ее страстная, остраявлюбленность сначала притупилась, а потом умерла, разъеденная ржавчиной сильныхуспокоительных лекарств. Но Димка был частью той жизни, и перестать приходить кнему она не могла. Не могла, и все. Лиза понимала, что не нужно приходить, новсе равно приходила каждый четверг, скучно отдавалась ему, нетерпеливо ожидаяминуты, когда можно будет поговорить об Андрюше, вспомнить его слова, поступки,его стихи. Отец разговоров о сыне не поддерживал, месть убийцам давалась емуслишком тяжело. Мать стала совершенно сумасшедшей и говорила только обАндрюшенькиной душе, которая витает над ними и не находит себе покоя, пока «этиизверги» ходят по земле. И только Дмитрий разговаривал с Лизой о брате так, какхотела она сама, бережно относясь к ее воспоминаниям.