Политика пожирает любого, кто с ней соприкасается. Нельзялюбить политику и выжить. Это просто невозможно – я это знаю. Постепенно онасъедает всю вашу душу, всю любовь, достоинство и честь, и вы превращаетесь из человека,которым были когда-то, в политика. Недостойная замена, прямо вам скажу. Тем неменее с моим мужем произошло именно это. Энди ринулся в политику и потянул засобой меня. Он обещал мне, что у нас будут дети, и родился Алекс, хотя Эндиэтого не особенно хотел. Он появился на свет, когда мой муж проводил очереднуюкампанию, так что его даже не было рядом со мной. Он был далеко, и когда моймалыш умер, – добавила Оливия, и лицо ее словно окаменело. – Такиевещи все меняют. Том… Алекс… политика. Большинство людей этого просто не могутперенести. Мы не смогли. Я не знаю, почему мне казалось, что когда-нибудь всевстанет на свои места. По-моему, когда Том погиб, он забрал с собой в могилулучшую часть Энди. То же самое произошло со мной, когда не стало Алекса. Иногдажизнь становится очень тяжелой. И бывает так, что победить невозможно, как быты ни старался, как бы много денег ни было у тебя в сейфе. Я много поставила наэту игру, я участвовала в этом слишком долго. Мы женаты уже шесть лет, итрудности начались сразу.

– Почему вы остались с ним?

Это была странная беседа для двух только что познакомившихсялюдей. Они оба были удивлены прямотой его вопросов и искренностью ее ответов.

– А что бы вы сделали на моем месте? Я не могу егопокинуть. Что я ему скажу? «Мне очень жаль, что твоего брата убили и твоя жизньпошла наперекосяк… Мне очень жаль, что наш единственный ребенок…» – Она несмогла продолжать, и Питер взял ее руку, которую Оливия даже и не подумалаубрать.

Еще вчера ночью они плавали рядом в бассейне, так и непознакомившись, а днем позже, в кафе на Монмартре, вдруг стали почти друзьями.

– A y вас могут быть еще дети? – осторожно спросилПитер. Никогда не знаешь, что происходит с людьми, что они могут и чего немогут себе позволить, но ему хотелось спросить ее и услышать ответ.

Оливия печально покачала головой:

– Я могу родить, но не буду. Не сейчас. Я не хочу,чтобы это повторилось снова. Мне страшно еще раз так привязаться к другомучеловеку. И я не хочу больше иметь детей в той жизни, которой я живу. Не отэтого человека. Не от политика. Это почти разрушило мою жизнь и жизнь моегобрата, когда мы были маленькими…. и, что еще важнее, это почти убило мою мать.Она жила так почти сорок лет и ненавидела свое существование. Мать никогда вэтом не признавалась, но теперь она испытывает постоянный страх за каждое своедвижение, за то, как его истолкуют другие люди. Она боится быть, что-то делать,думать или говорить. Энди хочет, чтобы и я была такой же, и я не могу большепринадлежать себе. – Когда она произносила эти слова, на лице ее отражалсяискренний ужас, и он понял, о чем она подумала.

Я не причиню вам вреда, Оливия. Я никогда никому не передамтого, что вы мне сказали. Это останется между нами и Агатой Кристи. –Питер улыбнулся, и Оливия осторожно подняла на него глаза, гадая, может онаверить ему или нет. Как ни странно, она чувствовала, что ему можно доверять.Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он ее непредаст. – Сегодня ночью ничего не произошло, – почти ласково сказалон. – Мы вернемся в отель по отдельности, и никто даже не узнает, где мыпровели это время и что мы были вместе. Я никогда с вами не встречался.

– Хорошо, – с облегчением и благодарностьюпроизнесла Оливия. Она поверила своему собеседнику.

– Вы можете писать, правда? – спросил он,вспоминая то, что он читал о ней несколько лет назад.

– Я раньше писала, как и моя мать. Она была оченьталантлива и написала роман о Вашингтоне, когда карьера моего отца тольконачиналась. Он был издан, но отец не разрешил печататься, хотя ей стоило этосделать. Я не настолько одарена и никогда не публиковалась, но в течениедолгого времени хотела написать книгу о людях и компромиссах и о том, чтопроисходит, когда ты слишком часто идешь на компромисс.

– Почему же вы этого не сделали? – искреннеудивился Питер, но Оливия только рассмеялась и покачала головой.

– А как вы думаете, что бы произошло, если бы я этосделала? Пресса бы просто с ума сошла. Энди сказал бы, что я хочу подвергнутьопасности его карьеру. Книга никогда бы не дошла до читателя: ее спрятали быгде-нибудь на складе люди из его окружения.

Птичка в золотой клетке, вдруг подумал Питер об Оливии. Ейнельзя было делать то, что она хотела делать, она жила в постоянном страхепричинить вред своему мужу. И все равно она сейчас покинула его и сидела в кафена Монмартре, раскрывая свое сердце перед незнакомцем. Да, Оливия вела страннуюжизнь, и Питер, наблюдая за ней, понял, как близка она была к тому, чтобыотказаться от нее. Ее ненависть к политике и та боль, которую общественнаядеятельность ее мужа причинила ей, были совершенно очевидны.

– А вы? – Она подняла на Питера свои прекрасныекарие глаза, желая узнать о нем как можно больше. Ей было известно только то,что он был женат, имел троих сыновей, занимал видное положение и жил вГринвиче. Но еще она знала, что он был хорошим слушателем, и когда держал ее заруку и смотрел на нее, Оливия чувствовала, как внутри нее оттаивает что-тодавно отмершее.

Питер долго молчал, все еще держа ее за руку и глядя ей вглаза. Он не любил рассказывать о себе, но Оливия доверилась ему, и теперь онхотел поделиться с ней своими проблемами. Питер чувствовал, что ему необходимовысказаться.

– Я здесь по делам фармацевтической фирмы, которойуправляю. В течение четырех лет мы разрабатывали очень сложный препарат, и,несмотря на то что иногда лекарства создаются еще дольше, нам очень хотелось сним поторопиться. Мы потратили на это огромное количество денег. Этот препаратможет произвести настоящую революцию в химиотерапии, и для меня лично это оченьважно. Я хочу компенсировать этим вкладом в историю мира все глупые иэгоистичные поступки, которые я совершил за свою жизнь. Для меня эта разработкаозначает все, и во всех странах, где проходили тестирования, все былоблагополучно. Последние исследования должны были проводиться здесь, и яприехал, чтобы лично узнать результаты.

Основываясь на данных этих тестов, мы намеревались просить уФДА разрешения на проведение испытаний на людях. Наши лаборатории ужеосуществляют последние шаги по разработке препарата, и вплоть до сего моментаон проявлял себя безупречно.

Но тесты парижских лабораторий показывают нечто совсемдругое. Они еще не закончены, но, когда я приехал сюда вчера, глава нашегофранцузского филиала объявил мне, что с лекарством могут быть серьезныепроблемы. Грубо говоря, вместо панацеи, способной спасти человеческую расу, ономожет стать убийцей. Подробности я узнаю только в конце недели, но я боюсь, чтоэто будет крушение мечты или начало нового витка многолетних испытаний. И есливсе сложится именно так, мне нужно будет, вернувшись домой, рассказатьдиректору нашей компании, который волей обстоятельств еще и мой тесть, о том,что наша разработка либо ляжет на полку, либо вообще уйдет коту под хвост. Надоли говорить, что это будет малоприятный разговор?