Он ударил из короткого замаха, от локтя, целясь чуть нижегорла, под карминовые бусины, огромные, в два раза превышающие индюшачьи.Почувствовал, как клинок рассекает плоть. Инерция удара откинула бестию наземлю, к стене. Скоффин вскрикнул, и был это крик почти человеческий. Скоффинметался среди битых кирпичей, размахивал и молотил крыльями, брызгал кровью,разваливая все вокруг себя хлыстообразным хвостом. Ведьмак был уверен, что бойокончен, но чудовище невероятно удивило его, неожиданно ринувшись ему на горло,страшно скрипя, выставив когти, щелкая и клацая клювом. Геральт отпрянул,оттолкнулся плечом от стены, резанул наотмашь снизу, используя силу толчка.Попал. Скоффин снова свалился на осколки кирпичей, вонючая сукровица брызнулана стену и стекла по ней, оставив фантастический узор. Сбитое в прыжке чудовищеуже не металось, только дергалось, скрипело, вытягивало длинную шею, раздувало«сопли» и трясло «бусинами». Кровь потоком текла между кирпичами, на которыхвалялся скоффин.

Геральт запросто мог бы добить его, но не стал этого делать,чтобы не портить шкуры. Спокойно ожидал, пока скоффин изойдет кровью. Отошел нанесколько шагов, отвернулся к стене, расстегнул ширинку и помочился,насвистывая тоскливую мелодийку.

Скоффин перестал скрипеть, утих, замер. Ведьмак подошел,слегка ткнул его острием меча. Видя, что все кончено, схватил чудовище захвост, поднял. Удерживаемый за основание хвоста на высоте бедра, скоффин касалсяорлиным клювом земли, в раскинутых крыльях было больше четырех футов.

— Легкий ты, куролиск. — Геральт тряхнул бестию,действительно весившую лишь немного больше хорошо откормленного индюка. —Легковат. К счастью, мне платят поштучно, а не пофунтово.

* * *

— Впервые. — Рейнарт де Буа-Фресне тихонькосвистнул сквозь зубы, выражая тем самым высочайшую степень удивления. Геральтэто знал. — Впервые, говорю, вижу такую погань собственными глазами. Чудочудное, чес-слово, чудо из чудес. Стало быть, это и есть прославленныйвасилиск?

— Нет. — Геральт приподнял чудовище повыше, чтобырыцарь мог получше его рассмотреть. — Не василиск. Куролиск.

— Какая разница?

— Принципиальная. Василиск, именуемый такжерегулюсом, — гад, а куролиск, именуемый также скоффином, либококатриксией, — орниторептилия, то есть не пресмыкающееся, и не птица. Этоединственный известный представитель рода, который ученые назвалиорниторептилиями, поскольку после долгих дискуссий обнаружили…

— А которые из этих двух, — перебил Рейнарт де Буа-Фресне,которого явно не интересовали мотивации ученых, — взглядом убивает илипревращает в камень?

— Никоторый. Это выдумка, — Тогда почему же людитак их боятся? Этот, к примеру взять, не такой уж крупный. Он что,действительно может быть опасен?

— Этот, как ты выразился, к примеру взять, —ведьмак тряхнул добычей, — обычно нападает сзади, а целится точно межпозвонков, либо под левую почку, в аорту. Как правило, достаточно одного удараклювом. А что до василиска, то без разницы, куда он укусит. Его яд — сильнейшийиз известных нейротоксинов, убивает за одну секунду.

— Бррр… А скажи, которого из них можно прикончить спомощью зеркала?

— Любого. Если садануть прямо по башке.

Рейнарт де Буа-Фресне захохотал. Геральт не смеялся: шутка овасилиске и зеркале перестала его забавлять еще в Каэр Морхене — учителяслишком часто ее повторяли. Столь же малосмешными были шутки о девицах иединорогах. Рекорды глупости и примитивизма побивали в Каэр Морхененеисчислимые версии анекдота о драконихе, которой юный ведьмак на спорвознамерился пожать правую лапу. Заднюю.

Он улыбнулся воспоминаниям.

— Предпочитаю видеть тебя улыбающимся, —проговорил Рейнарт, внимательно глядя на него. — В сто раз и вообщенеизмеримо более желаю видеть тебя таким, как сейчас, нежели таким, каким тыбыл в октябре, после той драки в Друидском Лесу, когда мы ехали в Боклер.Тогда, поверь, ты был мрачен, злобен и обижен на весь белый свет, словнообманутый ростовщик, да к тому же раздражителен, будто мужчина, у которого всюночь ничего не получилось. Даже под утро.

— Я правда был такой?

— Правда. Поэтому неудивительно, что я предпочитаювидеть тебя именно таким, как сейчас. Я бы сказал: возродившимся.

— Трудотерапия. — Геральт снова тряхнулудерживаемого за хвост куролиска. — Спасительное влияние профактивности напсихику. А теперь, чтобы продолжить курс терапии, перейдем к интересам. Естьвозможность заработать на скоффине немного больше, чем назначенно за егоубиение. Он покалечен не сильно, и если у тебя найдется клиент на весьэкземпляр, с тем, чтобы изготовить из него чучело, бери не меньше двухсот. Еслипотребуется загонять по частям, запомни: самое ценное — перья с верхней частихвоста, особенно центральные рулевые. Их можно заточить гораздо тоньше, чемгусиные, пишут они лучше и чище, а сами — тверже. Писака, который в этомчто-нибудь смыслит, не задумываясь отдаст по пятерке за штуку.

— У меня есть клиенты на труп для набивки, —усмехнулся рыцарь. — Цех бондарей. Они видели в Кастель Равелло чучелоподобной дряни, плешницу или как там ее… Сам знаешь кого, ту, что на другойдень после Саовины забили в ямах под руинами старого замка…

— Помню.

— Ну, так бондари видели чучело и просили меня достатьим что-нибудь такое же раритетное для украшения цехового помещения. Куролискбудет в самый раз. Цех бондарей в Туссенте, как ты догадываешься, не жалуетсяна недостаток заказов и благодаря этому живет припеваючи. Они дадут без звука идвести двадцать. Может, даже и побольше, попробую поторговаться. А что доперьев… Бондари не заметят, если мы выдерем у куролиска из задницы несколькоштук и загоним княжеской канцелярии. Канцелярия платит не из своего кошеля, аиз княжеской казны, так что не торгуясь выложит не пять, а все десять за перо.

— Преклоняюсь перед рыцарской предприимчивостью… ипредпринимательством.

— Nomen omen.[11] — Рейнарт де Буа-Фреснеулыбнулся еще шире. — Мама должна была что-то предчувствовать, давая мнеимя лиса-хитреца из известной сказки.

— Тебе надо было стать купцом, а не рыцарем.

— Ага, — согласился рыцарь. — Но что делать:коли уж родился сыном гербового господина, то так и проживешь всю жизньгербовым господином, наплодив, хе-хе-хе, гербовых госпожат. Ничего не попишешь,хоть ты лопни. Впрочем, Геральт, ты тоже не так уж скверно посчитываешь, а межтем торговлишкой не промышляешь.