Князь Андрей безвыездно прожил два года вдеревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довелни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, всеэти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда,были исполнены князем Андреем.

Он имел в высшей степени ту недостававшуюПьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны даваладвижение делу.

Одно именье его в триста душ крестьян былоперечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), вдругих барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученаябабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детейкрестьянских и дворовых грамоте.

Одну половину времени князь Андрей проводил вЛысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени вбогучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное имПьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними,получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу егоприезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди,в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отсталиот него, сидящего безвыездно в деревне.

Кроме занятий по именьям, кроме общих занятийчтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это времякритическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлениемпроекта об изменении наших военных уставов и постановлений.

Весною 1809 года, князь Андрей поехал врязанские именья своего сына, которого он был опекуном.

Пригреваемый весенним солнцем, он сидел вколяске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белыхвесенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, авесело и бессмысленно смотрел по сторонам.

Проехали перевоз, на котором он год тому назадговорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимсяснегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое-гдекустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу былопочти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкимилистьями, не шевелилась и из-под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезалазеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое-где по березнику мелкиеели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали,въехав в лес и виднее запотели.

Лакей Петр что-то сказал кучеру, кучерутвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: онповернулся на козлах к барину.

— Ваше сиятельство, лёгко как! — сказал он,почтительно улыбаясь.

— Что!

— Лёгко, ваше сиятельство.

«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да,об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… какскоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вотон, дуб».

На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десятьраз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза вышекаждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно,суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своиминеуклюжими, несимметрично-растопыренными, корявыми руками и пальцами, онстарым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами.Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны,ни солнца.

«Весна, и любовь, и счастие!» — как будтоговорил этот дуб, — «и как не надоест вам всё один и тот же глупый ибессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, нисчастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон ия растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они — из спины,из боков; как выросли — так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».

Князь Андрей несколько раз оглянулся на этотдуб, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него. Цветы и трава были ипод дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоялпосреди их.

«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думалкнязь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаемжизнь, — наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, ногрустно-приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во времяэтого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому жепрежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничегобыло не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась иничего не желая.

По опекунским делам рязанского именья, князюАндрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф ИльяАндреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.

Был уже жаркий период весны. Лес уже весьоделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.

Князь Андрей, невеселый и озабоченныйсоображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя,подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из-за деревьев онуслыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпудевушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, оченьтоненькая, странно-тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье,повязанная белым носовым платком, из-под которого выбивались прядирасчесавшихся волос. Девушка что-то кричала, но узнав чужого, не взглянув нанего, со смехом побежала назад.

Князю Андрею вдруг стало от чего-то больно.День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая ихорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и быладовольна, и счастлива какой-то своей отдельной, — верно глупой — но веселой исчастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, необ устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?»невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.

Граф Илья Андреич в 1809-м году жил в Отрадномвсё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами,обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, ипочти насильно оставил его ночевать.