Ни малейшего подозрения не пало на заведовавшего разведкой и контрразведкой генерал-квартирмейстера, ответственного за прием на службу шпиона, наблюдение за ним и продолжение его деятельности. Бонч-Бруевича при старом режиме никогда публично не подозревали, не говоря уже о привлечении к ответственности[1579]. Искусная маскировка под консервативного милитариста-ультранационалиста уберегла его от разоблачения.

На рубеже 1914–1915 гг. германские силы в Восточной Пруссии стояли фронтом примерно по линии Тильзит — Гумбиннен — Лётцен — Йоханнисбург. Они имели приказ посредством битвы на уничтожение очистить восточные районы провинции от войск русского Северо-Западного фронта (Людендорф лично обещал крупным восточнопрусским землевладельцам, что весной 1915 г. они беспрепятственно засеют свои поля) и как можно глубже внедриться на российскую территорию.

Русская Ставка разрабатывала планы на новый год сообща с союзниками. Они снова предусматривали марш на Берлин по территории Восточной Пруссии, причем предполагалось начинать наступление с роковой линии Ортельсбург— Зольдау. Генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего Ю. Н. Данилов на основании имеющихся у него данных считал положение русских фронтов «достаточно прочным» и планировал наступление до середины января 1915 г. ст. ст., отталкиваясь от своего первоначального плана развертывания, хотя, должно быть, имел поводы для догадки, что тот известен врагу и уже поэтому потерпел столь сокрушительный провал в августе — сентябре 1914 г.

Представив доклад Верховному главнокомандующему 3 (16) января 1915 г. и получив его одобрение, Данилов на следующий день, 4 (17) января, поехал на военный совет в штаб Северо-Западного фронта в Седлец. Там он строго секретно ознакомил генерала Рузского в присутствии Бонч-Бруевича с планами на весну 1915 г.: русские должны были поддержать мощным ударом большое наступление союзников на турецкие позиции в Галлиполи. С этой целью русскому Северо-Западному фронту в ходе весенней наступательной кампании надлежало дойти по Восточной Пруссии до Западной и пересечением линии Вислы начать продвижение к Берлину.

Во время последующего обсуждения ситуации штаб фронта нарисовал представителю Ставки в корне неверную картину военной обстановки в Восточной Пруссии, которая, по всей видимости, укрепила его осторожно оптимистический взгляд на соотношение сил. Об успешных стараниях Обер-Оста заполучить новые армейские корпуса речь не зашла, темы находящихся в процессе перегруппировки армий в тылу германского фронта генерал-квартирмейстер Бонч-Бруевич, ведавший разведкой и контрразведкой, не коснулся, боевая мощь германской 8-й армии оценивалась по устаревшим сведениям за осень 1914 г. Принимая решения на основании имеющихся данных, глубоко ошибочных, Рузский и Данилов, естественно, исходили из неправильного расчета сил: они полагали, что у неприятеля в Восточной Пруссии ослабленная 8-я армия с 6–7 пехотными и 2–2,5 кавалерийскими дивизиями, тогда как русская 10-я армия на тот момент еще состояла из 5 корпусов (III, XX, XXII, XXVI АК и III Сибирский корпус), т. е. 11,5 пехотных и 2,5 кавалерийских дивизий. При таком раскладе русские войска, пусть и составленные из второочередных частей, явно превосходили немецких агрессоров числом. Эта ошибка в расчетах побудила Ставку отдать XXII АК Юго-Западному фронту.

С того дня 17 января Обер-Ост неизменно узнавал о русских планах. А русская Ставка и штаб 10-й армии оставались в неведении о переброске сил за линией германского фронта. С 21 января 1915 г. с запада скрытно уходили эшелоны с войсками, запрошенными Обер-Остом, чтобы осуществить на деле разработанный совместно с начальником австрийского Генштаба Конрадом план уничтожения русской боевой силы. Желая снова предупредить атаку русских и нанести главный удар на север, в район их развертывания, Обер-Ост в строгой тайне разместил на нижнем Немане новую 10-ю армию под командованием генерал-полковника Германа фон Эйхгорна (начальник штаба полковник Хелль); она состояла из 8 пехотных и одной кавалерийской дивизий, т. е. трех новых корпусов (XXXVIII–XL) и старого XXI АК западного контингента, на замену которому готовили XLI резервный корпус. К ним добавились Тильзитский отряд, усиленная 5-я гвардейская пехотная бригада генерал-майора фон Белова и 16-я ландверная дивизия из Кёнигсберга. Армии фон Эйхгорна предстояло с севера навалиться на правый фланг русской 10-й армии и зайти ей в тыл. Одновременно с запада против ее левого фланга должна была выступить германская 8-я армия под командованием генерала Отто фон Белова, которую составляли 7,5 пехотных дивизий и половина кавалерийской дивизии: I АК генерал-лейтенанта Коша, XL РК генерала Лицмана, две ландверные дивизии и одна резервная. Задача 8-й армии заключалась в том, чтобы охватить левый фланг армии Сиверса у Лыка и тем самым разыграть с ней «Канны» — двусторонний охват в дремучих Августовских лесах.

Для маскировки приготовлений к решающему удару армий фон Эйхгорна и фон Белова германской 9-й армии генерал-полковника фон Маккензена надлежало устроить демонстрацию в польской области реки Равка, чтобы оттянуть на себя как можно больше сил русского Северо-Западного фронта. 9-я армия включала 17,5 пехотных и 4 кавалерийские дивизии, в том числе такие мощные формирования, как группа Безелера с III РК (генерал фон Безелер), корпус Фабека, XVII АК (генерал фон Панневиц), корпус Моргена, группа Шеффера с XI АК (генерал фон Плюсков) и XXV РК (генерал барон фон Шеффер-Боядель), кавалерийская группа Фроммеля (генерал фон Фроммель). Таким образом, в предстоящую битву в Восточной Пруссии вступали 33 пехотных и 5,5 кавалерийских немецких дивизий против, по немецким подсчетам[1580], 11,5 пехотных и 2,5 кавалерийских дивизий, по российским[1581] — 11,5 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизий русской 10-й армии.

Параллельно с массовым усилением войск Обер-Оста ВК предоставило подкрепления начальнику австро-венгерского Генштаба, перебросив крупные немецкие части на карпатский фронт: германской Южной армии генерала фон Линзингена с ее 10 пехотными дивизиями поставили задачу поддерживать в районе Мункача слева — австро-венгерскую 2-ю армию из 14 дивизий (генерал Бём-Эрмолли), справа — сформированную из 9 пехотных и 5 кавалерийских дивизий армейскую группу Пфланцер-Балтина (с 8 мая 1915 г. — 7-я армия). Вместе с австро-венгерскими 3-й армией (генерал Бороевич; 14 пехотных, 2,5 кавалерийских дивизий) и 4-й армией (эрцгерцог Иосиф Фердинанд; 15,5 пехотных, 2,5 кавалерийских дивизий) они образовали карпатский фронт центральных держав. При таком численном превосходстве — около 41 пехотной и 8 кавалерийских дивизий против 30 пехотных и 11 кавалерийских дивизий русского Юго-Западного фронта — успех им казался обеспеченным. Но у русских соединений был не только «больше боевой состав»[1582], но и выше боевой дух, чем у австрийских войск. Поэтому русская 8-я армия под командованием генерала Брусилова отразила начатое 20 января 1915 г. германо-австрийское наступление армий Бём-Эрмолли, Линзингена и Пфланцера. Тем не менее ввиду неожиданной мощи их атаки положение оставалось настолько напряженным, что Ставка, все еще веруя в «достаточную прочность» фронта в целом, решила перебросить на карпатский фронт будто бы не особо нужные части 10-й армии: помимо 25-й пехотной дивизии и 1-й отдельной кавалерийской бригады, стоявший перед Лётценом сильный XXII Финляндский корпус. По приказу Верховного главнокомандующего от 13 (26) января 1915 г. его в обстановке строгой секретности доставили на Карпаты… и там немцы из окопов приветствовали его прибытие плакатами с надписями, в которых указывалось точное наименование корпуса!