— Мак-Клори? — озадаченно переспросил Артур Николлс. — Но ведь эту фамилию носила бабушка моей милейшей супруги! Не так ли, дорогая? — обратился он к Шарлотте, продолжавшей пребывать в полном замешательстве.

— Вероятно, это случайное совпадение, — быстро проговорила новоявленная миссис Мак-Клори, — Здесь, в Ирландии, похоже, каждая десятая семья может похвастаться этой фамилией. Позволено ли мне будет отобедать с вами?

— Обед уже подходит к концу, — сухо заметил мистер О’Келли.

— Но вы же знаете, дорогая Кэтрин, мы всегда оставляем для вас лакомый кусочек. Так что, добро пожаловать к столу, — приветливо отозвалась миссис О’Келли.

— Благодарю вас, — холодно изрекла мрачная леди и быстро заняла за столом свое место, располагавшееся прямо напротив места Шарлотты.

Брайди услужливо хлопотала вокруг опоздавшей, заполняя ее пустовавшие тарелки с удивительной проворностью.

— И все же мне кажется чрезвычайно интересным столь очевидное совпадение, — как ни в чем не бывало продолжала развивать интересующую всех присутствующих тему миссис О’Келли. — Возможно, ваш супруг, дорогая Кэтрин, упокой, Господи, его душу, приходился кровным родственником почтенной миссис Николлс.

— Смею вас заверить, мой драгоценный супруг не имеет к вашей гостье никакого отношения, — язвительно процедила миссис Мак-Клори. — А теперь я была бы вам очень признательна, если бы вы позволили мне продолжить обед, не отвлекаясь на посторонние вещи. У меня нет ни малейшего намерения обсуждать кого бы то ни было из моих родственников и уж тем паче — родню моего супруга.

Шарлотта смотрела на свою давнюю приятельницу, словно сквозь призму густого тумана. Она никак не могла постичь, что же все-таки произошло с блистательной знатной герцогиней. Внешне миледи мало изменилась, если не считать ее траурного наряда. Та же безупречная осанка, те же восхитительные грациозные движения. Но во всем ее облике затаилась невыразимая вселенская скорбь. «Неужели Кэти и в самом деле овдовела? — спрашивала себя Шарлотта. — И теперь убита горем по поводу печальной кончины своего светлейшего супруга?»

Но тут она отчетливо вспомнила свою последнюю встречу с герцогской четой на лондонском приеме в доме у Теккерея. И вновь с первозданною ясностью представился пасторской дочери исполненный скрытой ненависти взгляд герцогини, которым она, не поскупившись в неприязни, одарила его светлость. Из этого воспоминания Шарлотте не составило труда заключить, что траур по герцогу Хитернлину не имеет никакого отношения к подлинной трагедии его дражайшей половины.

И все же страдания бывшей леди Хитернлин, отмечавшие нестираемой вовеки печатью подлинности каждую ее черту, отзывались в чутком сердце пасторской дочери невыразимой пронзительной болью. И самый факт столь острого сочувствия горю герцогской вдовы стал для Шарлотты главной, поистине непостижимой загадкой. Объяснение этому могло быть лишь одно; и заветный ключ к нему подала давеча сама герцогиня. Предположение, казавшееся скромной дочери пастора совершенно невероятным и все же завладевшее ее сознанием настолько неотвратимо и безраздельно, словно пречистый дух, поселившийся во плоти новорожденного младенца. Шарлотта всеми фибрами души ощущала свою тайную связь с несчастной Кэти — большую, нежели может установиться между подругами — связь родственную. «А что если нас и в самом деле связывают кровные узы? — отчаянно размышляла пасторская дочь, — Что если фамилия Мак-Клори действительно была упомянута Кэти неспроста?»

Оставшееся время обеда прошло в полном молчании. Тишина нарушалась лишь мерным позвякиванием ложек, вилок и ножей по тарелкам.

Под конец трапезы, когда мистер О’Келли подал своим гостям знак разойтись, Шарлотта, направившаяся было наверх в сопровождении своего почтенного супруга, внезапно остановилась, услышав неожиданный вопрос миссис Мак-Клори, обращенный к хозяйке дома:

— Вы позволите мне поговорить с вашей новой гостьей? Миссис Николлс, так, кажется, ее фамилия?

— Совершенно верно, дорогая Кэтрин, — подтвердила миссис О’Келли. — Разумеется, вы можете разговаривать столько, сколько пожелаете. Мы с Брайаном будем только рады, если вы с милейшей миссис Николлс станете подругами. Не так ли, Брайан?

— Конечно, Роза, — послышался сухой, надтреснутый голос мистера О’Келли.

— В таком случае вы, верно, не будете иметь возражений, если я приглашу миссис Николлс в комнату, которую вы столь любезно отвели для меня? — спросила миссис Мак-Клори.

— О, разумеется, как вам будет угодно, — отозвалась хозяйка дома, — Артур, дорогой, будь добр, отпусти ненадолго свою прелестную жену, — ласково обратилась она к племяннику, — А вы, любезная миссис Николлс, сделайте одолжение, проследуйте за миссис Мак-Клори в ее комнату.

* * *

Шарлотта исполнила указание госпожи Розы О’Келли и пару минут спустя уже стояла в маленькой комнате, очень походившей своим внешним убранством на скромную обитель, отведенную на временное пользование ей самой и ее почтенному супругу. Предметы мебели были точно такими же. И тем не менее обстановка комнаты миссис Мак-Клори резко отличалась от той, что господствовала в комнате четы Николлс, — и отличалась не в лучшую сторону.

Если в своих покоях в этом доме Шарлотта, к своему несказанному удовольствию, находила, что каждая деталь интерьера способствовала созданию беспечного веселого настроения, то здесь, напротив, казалось, все было призвано вселить в человеческое сознание ощущение неизбывной трагической скорби. Высокие двухстворчатые окна, располагавшиеся в дальнем конце этого мрачного помещения, были задрапированы тяжелой черной тканью. Спальное место миссис Мак-Клори покрывал черный плед, несколько оживленный лишь свисавшей по его краям густой бахромою того же оттенка. Неподалеку от этого траурного ложа, походившего на широкий, прочно сколоченный гроб, стояла лакированная шифоньерка, точно такая же, как в комнате Шарлотты. Однако шифоньерку миссис Мак-Клори не украшало затейливое изваяние фигурки святого Патрика, отражавшееся в овальном зеркале, вделанном в противоположную стену. И хотя само зеркало в этом помещении также имелось в наличии и сохраняло то же расположение, что и в обители четы Николлс, оно было плотно завешено покрывалом из черного ситца.

На мгновение пасторской дочери показалось, будто она ненароком спустилась в преисподнюю. То, что представилось сейчас ее взору, вполне подходило под то весьма меткое определение, которое она сама некогда дала своему суровому жилищу в Гаворте: «МРАЧНАЯ МОГИЛА С ОКНАМИ».

Впрочем, Шарлотта успела оглядеть эту странную комнату лишь мимоходом, ибо в следующий миг она уже оказалась в крепких объятиях не менее странной хозяйки этого временного сурового пристанища. Блистательная герцогиня — нет, теперь это была уже не герцогиня, а просто Кэтрин, воспитанница сиротского приюта в Коуэн-Бридже… эта милая таинственная Кэтрин, давняя знакомая скромной пасторской дочери, — теперь плакала навзрыд на ее плече. Шарлотта почувствовала вдруг такую острую жалость, такое горячее сочувствие, что она и сама едва не разрыдалась под влиянием внезапно нахлынувших чувств.