Бирк-Ларсен пожал плечами:

— Нет, не узнаю. Уже поздно, мы закрыты. Могу я…

— Я Амир. Амир эль-Намен. — Он махнул рукой куда-то за спину. — Помните моего отца? Из ресторана?

Вспышка памяти сопровождалась болью в сердце. Двое ребятишек, лет по шести, рука в руке, едут вместе в алом коробе трехколесного велосипеда «Христиания». Маленький мальчик-индиец и маленькая Нанна. Пернилле крутит педали, веселая и очень красивая. Вагн Скербек никогда не одобрял этой дружбы, да и Бирк-Ларсен не был уверен, что ему это нравится. А вот Пернилле умилялась и всегда приглашала Амира на детские праздники, шила ему западную одежду, возила его и Нанну в коробе велосипеда, и они хихикали, подскакивая на булыжных мостовых. Это и запечатлела одна из фотографий на столешнице кухонного стола.

Они почти не заметили, как Амир из иностранца, который ни слова не понимал по-датски, превратился в еще одного соседского мальчишку. У него был иной цвет кожи, но в остальном он мало чем отличался от сверстников. И кроме того, припомнил Бирк-Ларсен, Нанна любила его. Амир был ее первым бойфрендом, и длилось это года два, а может, и все три. А потом…

— Ты младший сын Карима, — сказал он и обнаружил, что в воспоминаниях больше светлого, чем боли.

Лицо Амира прояснилось.

— Да, — сказал он. — Я был в Лондоне, учился.

— Помню. Карим говорил мне. И у тебя скоро свадьба.

Модная куртка защитного цвета, сумка через плечо. У него был вид студента, не знающего недостатка в деньгах. Но отчего-то слова давались ему с трудом. И было совершенно очевидно, что он боится.

— Так что, Амир, чем могу помочь?

— Вы не согласитесь перевезти кое-что для меня? Завтра?

— Что именно?

Амир собирался с духом.

— Вещи для свадьбы. Столы, стулья…

— Завтра? Нет. Сейчас вечер воскресенья. Мы не можем отменить другие заказы, а водителей и так не хватает…

У Амира вытянулось лицо. Ему было стыдно.

— Простите. Я не хотел показаться грубым. Просто… Ничего, я что-нибудь придумаю.

— Постой. Ладно, я постараюсь найти для тебя машину.

— Мистер Бирк-Ларсен…

— Что?

Юноша подошел к нему с надеждой в глазах:

— Я бы очень хотел, чтобы это сделали вы.

— Я? Да какая разница?

— Мне очень нужно. Пожалуйста.

Двое малышей в коробе «Христиании». Первый друг Нанны. Такой славный, такой робкий, такой уважительный. Теперь уже совсем не чужой.

— Я заеду за тобой в обед, — сказал Бирк-Ларсен. — В час у ресторана. И тебе придется помогать мне.

— Конечно. — Он протянул руку. — Спасибо вам.

Бенгт уехал, и мать Лунд кипела негодованием:

— Что же ты ему такое сказала? Выскочил как ошпаренный.

Лунд полностью завладела рабочим столом Вибеке, завалила его отчетами из управления, сняла с манекена белое, наполовину законченное свадебное платье и вместо него приколола к безголовой фигуре фотографии Нанны и Метты Хауге.

— Я попросила его переехать в гостиницу.

По телевизору шли новости. Она услышала имя Хартманна, повернулась к экрану и успела услышать почти весь сюжет о его конфликте с Бремером и обещании рассказать о Хольке.

Вибеке в синем халате стояла, сложив на груди худые руки, и взирала на дочь, словно судья из античной драмы.

— Хартманн обвинил Бремера в сокрытии информации о действиях Холька, — передавали в новостях.

— Ты же говорила, что дело закрыто.

Лунд впилась глазами в экран и ловила каждое слово Хартманна.

— Сара, что с тобой? Марк переехал к отцу. Бенгта ты сама выгнала. Со мной обращаешься так, будто я нужна тебе только как прислуга.

Лунд увеличила громкость.

— Я хочу, чтобы ты объяснила мне! — крикнула Вибеке. — Почему?

— Потому что это важно! Важно! Ну что тут непонятного?

Ее мать смотрела на нее взглядом, достойным василиска.

— Я говорила с твоей тетей Биргит, — наконец изрекла Вибеке. — Она согласна, чтобы я погостила у нее несколько дней.

Тем временем новости стали менее интересными.

— Ты можешь поехать на поезде? Потому что мне понадобится твоя машина.

Вибеке закрыла глаза и запрокинула лицо к потолку.

В дверь позвонили. Так как мать не двигалась с места, Лунд оторвалась от телевизора и торопливо направилась в прихожую. За дверью никого не было. Она выглянула на площадку, прошла к лестничному пролету, который вел на следующий этаж, потом к тому, что вел вниз. Услышала, как хлопнула дверь подъезда.

Значит, он, кто бы это ни был, ушел. И — это была ее первая мысль — в старом доме, где жила Вибеке, не было ни одной камеры видеонаблюдения.

Она пошла обратно в квартиру, но что-то попалось ей под ноги у самой двери. Она глянула вниз.

На коврике лежал плотный конверт. Без надписи. Она подняла его и сразу — по весу, по форме — поняла, что внутри видеокассета.

Ее мать ушла к себе в спальню. Лунд аккуратно вскрыла конверт. Перчаток у нее не было, поэтому пришлось воспользоваться обрезками белого атласа Вибеке.

Внутри действительно была видеокассета. Старая, с содранной этикеткой. Точно такие же она видела у охранников в ратуше.

Она вставила кассету в проигрыватель и стала смотреть. После чего схватилась за мобильник.

— Майер? — произнесла она.

Он прибыл через полчаса с красным от злости лицом и изрыгая проклятия:

— Вы когда-нибудь оставите меня в покое?

— Вы же приехали. Садитесь.

— Это как неудачный роман. Все неприятности и риски, но никакого секса.

Пульт уже был у Лунд в руке.

— Я, конечно, ни на что не намекаю, — быстро добавил он.

— У вас никогда не было романа, Майер. Откуда вам знать?

После этих слов он уселся перед экраном как послушный мальчик.

На экране замелькали первые кадры.

— Ну ладно, зачем вы меня позвали?

— Это та самая пропавшая кассета. Из системы видеонаблюдения в ратуше.

Майер потянул себя за правое ухо. На экране люди расходились по домам после рабочего дня.

— Откуда она у вас?

— Нашла на пороге. Кто-то подкинул.

Она показала ему конверт, теперь убранный в полиэтиленовый пакет.

На экране появилась Нанна, очень красивая даже на черно-белой пленке. Волосы чуть растрепаны. Совсем взрослая. На лице улыбка — ласковая и немного нервная. Она медленно оглядывала все вокруг. Словно прощалась.