– Ах, это! Это один странный рассказик. Держи, я тебе егозавещаю, запихни его куда-нибудь на полку – ему место в библиотеке.

Я вынул сложенный пакет и взглянул на него.

– Да, я его читал. Довольно забавно. – Я кинул пакетему на колени. – Мне его дал какой-то ненормальный, какой-то несчастный,скитающийся по ночам смертный, который знал, кто я такой, и у которого хватиломужества швырнуть это к моим ногам.

– Объясни поподробнее, – сказал Дэвид. Он развернуллистки бумаги. – Зачем ты это с собой носишь? О Господи, Лавкрафт! –Он покачал головой.

– Так я уже объяснил, – ответил я. – Бесполезно,Дэвид, тебе не удастся меня отговорить, заставить отойти от края утеса. Яухожу. К тому же эта история – сплошная ерунда. Несчастный псих…

Его глаза так необычно блестели… И он как-то странно бежалко мне по песку. А это неловкое паническое бегство? Все его поведениесвидетельствовало о важности поступка. Глупости. Мне все равно, меня этосовершенно не интересует! Я знал, что должен делать.

– Лестат, останься! – воскликнул Дэвид. – Тыобещал, что во время нашей следующей встречи ты дашь мне возможностьвысказаться до конца. Ты написал это в письме, Лестат, помнишь? Ведь невозьмешь же ты свои слова обратно?!

– Придется взять, Дэвид. Ты меня прости, ведь я ухожу.Возможно, нет ни ада, ни рая, и мы увидимся на той стороне.

– А что, если есть? Что тогда?

– Ты слишком много времени уделяешь Библии. Почитай рассказЛавкрафта. – Я коротко рассмеялся и указал на листки в его руках: – Этополезнее для твоего душевного спокойствия. И, ради Бога, держись подальше от«Фауста». Ты серьезно думаешь, что в финале придут ангелы и заберут нас ссобой? Ну, не меня, конечно, а тебя.

– Не уходи, – произнес он таким тихим, умоляющимголосом, что у меня перехватило дыхание.

Но я уже удалялся от него.

– Лестат, ты мне нужен! Ты мой единственный друг!

Я едва расслышал его исполненный трагизма зов. Мне хотелосьизвиниться, попросить прощения за все. Но было уже слишком поздно. Кроме того,думаю, он и так все понимал.

В холодном мраке я взлетел вверх, рассекая падающий снег.Любое проявление жизни казалось мне в тот момент невыносимым – как ее ужасы,так и ее великолепие. Крошечный дом внизу выглядел теплым – на белую землюлился свет, из трубы поднималось тонкое колечко голубого дыма.

Я вспомнил одинокие прогулки Дэвида по Амстердаму, а потом –лица на полотнах Рембрандта. И увидел лицо Дэвида в библиотеке у камина. Онпоходил на человека кисти Рембрандта. Сколько я его знал, он всегда казалсяименно таким. А как выглядим мы, навеки сохранившие облик, присущий нам в тотмомент, когда в наши вены полилась Темная Кровь? Несколько десятков лет Клодияоставалась девочкой с фарфоровой миниатюры. А я подобен статуе Микеланджело –белый, как мрамор. И такой же холодный.

Я знал, что сдержу слово.

Но, понимаете ли, во всем этом крылась ужасная ложь. Насамом деле я не верил, что солнце по-прежнему способно меня убить. Что ж,именно это я и собирался проверить.

Пустыня Гоби.

Много миллионов лет назад, в так называемую доисторическуюэпоху, в этой странной части света вымерли тысячи гигантских ящеров. Никто незнает, откуда они взялись и почему погибли. Может быть, здесь располагалосьцарство тропических деревьев и необъятных болот, отравлявших все вокруг своимииспарениями? Мы не знаем. Сегодня здесь только пустыня и миллионы миллионовископаемых останков, свидетельствующих о существовании когда-то огромныхрептилий, при каждом шаге которых содрогалась земля.

Вот почему пустыня Гоби представляет собой не что иное, какневероятных размеров кладбище и вполне подходит для того, чтобы здесь япосмотрел в глаза солнцу. Я долго лежал на песке, дожидаясь восхода солнца, впоследний раз собираясь с мыслями.

Весь фокус заключался в том, чтобы подняться до самогокрайнего слоя атмосферы, прямо до рассвета, так сказать. Потом я потеряюсознание и рухну вниз, окутанный страшным жаром, и от сильного удара оповерхность пустыни тело мое разобьется. Как же тогда оно сможет зарыться вземлю, как сделало бы по собственной порочной воле, оставайся я целым и невредимымлежать на мягком грунте?

Кроме того, если взрыв света окажется достаточно сильным,чтобы сжечь мое обнаженное тело высоко над землей, я, возможно, умру еще дотого, как мои останки падут на жесткое песчаное ложе.

В то время это представлялось мне хорошей идеей. Ничто немогло бы меня переубедить. Но интересно, знают ли о моих намерениях остальныебессмертные и до какой степени их беспокоит моя судьба, если, конечно, онавообще их заботит. Стоит ли говорить, что они не получили от меня ни прощальныхпосланий, ни даже отрывочных видений и образов относительно того, что ясобирался предпринять.

Наконец по пустыне расползлось предрассветное тепло. Я встална колени, сорвал с себя одежду и начал вознесение; первый слабый луч уже жегмне глаза.

Я поднимался выше и выше, далеко преодолев тот рубеж, накотором мое тело обычно останавливалось и начинало плыть по собственномуусмотрению. Воздух стал настолько разреженным, что я уже не мог дышать и струдом удерживался в пространстве.

Потом появился свет – такой необъятный, горячий и слепящий,что, казалось, я не только вижу его, но и слышу его оглушительный рев. Всевокруг было объято желто-оранжевым пламенем. И я смотрел прямо в это пламя,хотя ощущение было такое, будто мне в глаза льют кипяток. Кажется, я раскрылрот, чтобы глотнуть божественного огня! Солнце принадлежало мне! Я увидел его,я потянулся к нему… И тогда свет облил меня расплавленным свинцом, парализуядвижения, причиняя невыносимую боль, и я услышал собственный вопль. Однако япо-прежнему не отводил взгляд и все еще не падал!

Я бросаю вам вызов, Небеса! И внезапно не осталось ни слов,ни мыслей. Я вращался и плыл в пространстве. Мрак и холод окружили меня со всехсторон – я потерял сознание, и падение началось.

Слышен был лишь рев стремительно проносящегося мимо воздуха,но мне чудилось, что сквозь него долетают обращенные ко мне призывы остальных,и в жутком многозвучии я отчетливо разобрал голос ребенка.

А дальше – ничего…

Мне снится сон?

Мы находились в небольшом помещении, в больнице, пропахшей немощьюи смертью, я указывал на кровать, на лежавшего там ребенка, бледного,маленького, полумертвого.

Послышался резкий всплеск смеха. Я ощутил запах маслянойлампы в тот момент, когда затухает фитиль.

– Лестат, – произнесла она. Какой красивый голосок.