Мы стояли и переливали из пустого в порожнее. Стюард ещенастойчивей уверял, что другие каюты лучше, но его никто не слушал.

Пейджет начал терять терпение. Чичестер, напротив, сохранялполное самообладание. Я тоже, но с трудом. И никто никому не уступал.

Потом стюард вдруг подмигнул мне и шепнул на ухо пару слов…Я незаметно ретировалась. По счастью, мне удалось почти тотчас же разыскатьпомощника капитана.

– О, пожалуйста, – взмолилась я. – Вы ведь разрешили мнезанять семнадцатую каюту, правда? Но мне не дают… Там мистер Чичестер и мистерПейджет. Умоляю, сделайте так, чтобы она досталась мне, хорошо?

Ей-богу, моряки – самые галантные кавалеры на свете. Крошка,помощник капитана, повел себя просто безупречно. Примчавшись на место сражения,он сообщил спорщикам, что семнадцатая каюта предназначена для меня, а в ихраспоряжении тринадцатая и двадцать восьмая. Если же им это не по вкусу – пустьостаются в старых, он не возражает.

Я одарила помощника капитана красноречивым взором, даваяпонять, что он герой, и вошла в новые апартаменты. Борьба существенно повысиламой жизненный тонус. На море царил штиль, с каждым днем становилось все теплееи теплее, морская болезнь отошла в далекое прошлое.

Выйдя на палубу, я приобщилась к метанию колец в цель. Потомпоучаствовала еще в нескольких спортивных играх. Когда подали чай, я судовольствием подкрепилась. После чая мы играли с приятными молодыми людьми вкегли. Они были со мной чрезвычайно любезны. Я чувствовала, что жизнь прекраснаи удивительна.

Сигнал, оповещавший о том, что пора переодеваться к ужину,застал меня врасплох, и я опрометью кинулась к новой каюте. У двери меняподжидала обеспокоенная горничная.

– В вашей каюте чем-то ужасно пахнет, мисс. Понятия не имею,что это такое, но боюсь, вы не сможете тут спать. На палубе вроде бы естьсвободная каюта. Можете перейти туда… хотя бы на одну ночь.

Пахло действительно ужасно, просто тошнотворно. Я сказала,что подумаю, пока буду переодеваться. И, морщась, торопливо принялась наводитькрасоту.

Что же это за запах такой? Дохлой крысы? Нет, еще хуже… да ивоняет совсем иначе. Но почему-то мне этот запах знаком… Я уже с нимсталкивалась… как же это… Ах вот! Поняла! Это асафетида. В войну я какое-товремя работала в госпитальной аптеке и имела дело с некоторыми жутко вонючимипрепаратами.

Значит, асафетида… Но с какой стати?.. И вдруг меня осенило.Я как подкошенная рухнула на диван. Кто-то насыпал щепотку асафетиды в моюкаюту. Но зачем? Чтобы я освободила ее? Однако почему им так хотелось менявыдворить? Теперь я совсем по-другому восприняла утренний конфликт. Чем же такпритягивала всех семнадцатая каюта? Две другие были лучше. Почему же обамужчины упорно добивались, чтобы их поселили именно в семнадцатой?

Семнадцать… Все та же цифра. Семнадцатого я выехала изСаутгемптона. Семнадцать… Я поперхнулась, быстро раскрыла чемодан и вынуладрагоценную записку, спрятанную в чулке.

17.1 22… Я решила, что это дата, дата отплытия «ЗамкаКилморден». Но что, если я ошибалась? Ведь если подумать, разве обязательно,указывая число, писать год и месяц? Что, если «17» обозначает семнадцатуюкаюту? Тогда цифра «1»… Цифра один – это время. А 22 – число. Я взглянула намаленький календарь.

Двадцать второе – завтра!

Я была вне себя от волнения. Сомнений нет, наконец-то я наверном пути! И ясное дело, переселяться мне отсюда нельзя ни в коем случае.Придется терпеть запах асафетиды. Я еще раз проанализировала сложившеесяположение.

Завтра двадцать второе, и в час дня или в час ночи что-топроизойдет. Думаю, скорее ночью… Через шесть часов станет понятно.

Не знаю, как я прожила тот вечер. Только начало смеркаться,а я уже ушла в каюту. Горничной я сказала, что у меня насморк и я не чувствуюзапахов. Она очень расстраивалась, но я была непреклонна. Вечер никак некончался. Я вовремя легла в постель, однако на всякий случай надела халат изтолстой фланели и улеглась прямо в нем. В таком виде я могла моментальноспрыгнуть с кровати и принять активное участие в событиях.

Но какие события назревали? Я толком не знала. У менямелькали смутные догадки, однако в основном предположения отличались дикойбредовостью. Я была твердо убеждена лишь в одном: в час ЧТО-ТО произойдет.

Мои товарищи по плаванию постепенно расходились спать. Времяот времени через приоткрытый иллюминатор до меня долетали обрывки разговоров,смех, пожелания: «Спокойной ночи!» Затем наступила тишина. Свет на кораблепогас. Лишь в коридоре да в моей каюте горели лампы. Склянки пробили восемь.Весь следующий час время тянулось просто неимоверно долго. Я украдкойпоглядывала на часы, чтобы не пропустить роковую минуту.

Если моя догадка неверна и в час ничего не произойдет,значит, я совершила огромную глупость и швырнула все свои деньги псу под хвост.Сердце бешено стучало в груди.

Потом послышалось два удара склянок. Час ночи! И – ничего!..Хотя… постойте-постойте… Что это? Я услышала топот ног, кто-то бежал покоридору.

Затем дверь в каюту резко распахнулась, и на пороге выросмолодой человек.

– Спасите! – хрипло вымолвил он. – За мной гонятся.

Ни спорить, ни объясняться было некогда. В коридорераздавались шаги. На все про все оставалось примерно сорок секунд. Я вскочила спостели и оказалась лицом к лицу с незнакомцем, стоявшим посреди каюты.

Спрятать в ней человека ростом в шесть футов было особеннонегде. Я выдвинула вперед дорожный сундук. Мужчина залез в образовавшуюся щель.Одной рукой я подняла крышку сундука, а другой достала таз для умывания. Затемловким движением свернула волосы в маленький узелок на макушке. Выглядело неочень художественно, но если посмотреть на это с другой точки зрения, токартина была – художественней некуда. Леди, собравшую волосы в уродливый пучоки намеревающуюся вынуть из дорожного сундука кусок мыла, чтобы помыть шею, врядли можно заподозрить в укрывании беглеца.

Не знаю, кого я ожидала увидеть. Наверное, мистера Пейджета,размахивающего револьвером. А может, моего «приятеля»-миссионера с тяжелыммешком в руках или каким-нибудь таким же смертоносным орудием. Но кого я точноне ожидала, так это дежурную горничную. Вид у нее был крайне благопристойный, ана лице застыл вопрос.

– Простите, мисс, но мне показалось, что вы меня позвали.

– Нет, – покачала я головой.

– Извините, что помешала вам.

– Ничего, я еще не спала, все мучилась бессонницей. Дай,думаю, умоюсь: может, полегчает? – Из моих объяснений можно было заключить, чтовообще-то мытье для меня – дело непривычное.