l:href="#n_634" type="note">[634].

В рабочем кабинете. Октябрь 19 Рисунок Жанны Берг

Согласно распространенной версии дальнейших событий, в период нацистской оккупации Франции Бергсон отказался от привилегий, которые, учитывая его заслуги и международную известность, предложили ему власти, и прошел, как и другие евреи, унизительную процедуру регистрации в немецкой комендатуре. Существуют и иные версии[635]. По одним сообщениям, он сильно простудился, простояв долгие часы в очереди на регистрацию. Другие источники (очевидно, более надежные) сообщают, что простудился он дома, когда делал гимнастические упражнения, предписанные ему врачами, в плохо отапливавшейся квартире[636]. 3 января 1941 г. он скончался от воспаления легких. Незадолго до смерти, в бреду, он, по рассказу жены, словно читал лекцию – судя по всему, на темы «Материи и памяти».

Друг и почитатель Бергсона, поэт Поль Валери, выступая на заседании Французской академии, так описывал последующие события: «В понедельник, в вынужденно крайне простой и самой, как и подобает, волнующей обстановке тело этого знаменитого человека было перенесено из его дома на кладбище в Гарш. Никаких похорон, никаких речей, но, без сомнения, тем больше были сосредоточены мысли и обострено чувство невосполнимой утраты у тех, кто там находился. В гостиной, у гроба, собрались около тридцати человек. Академия поручила мне от ее имени выразить соболезнования мадам Бергсон. Сразу же после этого пришли за гробом, и на пороге дома мы в последний раз простились с самым великим философом нашего времени»[637]. В 1946 г. рядом с Бергсоном была похоронена его жена, в 1961 г. – дочь.

В 1941 г., вскоре после смерти Бергсона, в Швейцарии вышел сборник очерков видных представителей французской культуры, посвященный его памяти[638]. Творчество Бергсона было в нем высоко оценено, и даже если учесть специфику подобных изданий, нельзя не отметить проявившееся в сборнике почтение к Бергсону как к философу, учителю, человеку. Хорошо это выразил, в частности, тот же Валери (здесь опубликована его цитировавшаяся выше речь): «Он был гордостью нашей Академии. Пленились ли мы его метафизикой или нет, последовали за ним или нет в глубоких поисках, которым он посвятил всю свою жизнь, и по пути по-настоящему творческой эволюции его все более и более смелой и свободной мысли, – мы имели в нем подлинный образец самых возвышенных интеллектуальных добродетелей, и с его личностью, бывшей универсальной, связывалось нечто вроде морального авторитета в вопросах духа»[639].

После окончания войны в Париже прошли торжества, посвященные памяти Бергсона, и было создано Общество друзей Бергсона, первым президентом которого стал Ф. Делатр. В заседаниях Общества участвовали философы и историки философии, обсуждавшие разные аспекты бергсоновской концепции; их сообщения и другие материалы публиковались в печатном органе Общества, ежегоднике «Бергсонианские исследования» («Les etudes berg-soniennes»). На его страницах выступали Р. Арон и М. Геру, Э. Брейе и А. Гуйе, здесь регулярно помещались рецензии на книги о Бергсоне, архивные материалы. Именно в этом издании увидели свет французский перевод латинской диссертации Бергсона «Идея места у Аристотеля» и фрагменты его корреспонденции. Особое внимание уделялось сравнительным исследованиям: так, в 5-м томе опубликованы статьи, где Бергсон сопоставляется с Ницше, Кроче, Тейяром де Шарденом и Леруа.

Непосредственным поводом для нового обращения к творчеству Бергсона стало празднование во Франции в 1959 г. столетия со дня его рождения. Этому событию был посвящен специальный философский конгресс «Бергсон и мы», организованный совместно Обществом друзей Бергсона и Французским философским обществом. В дискуссиях приняли участие известные французские и зарубежные исследователи, в частности Р. Ингарден, М. Недонсель, В. Татаркевич, Э. Жильсон, Ж. Ипполит. На пленарном заседании и на заседаниях 12 круглых столов были рассмотрены все основные вопросы бергсоновского учения на фоне проблематики, которая к тому времени особенно активно обсуждалась в философии. Характерны в этом плане темы некоторых круглых столов:

«Психология – феноменология – интуиция», «Ничто и экзистенциализм»; на заседании, посвященном вопросам жизни и эволюции, участники вначале сопоставляли взгляды Бергсона и Тейяра де Шардена, а затем, позабыв о Бергсоне, и вовсе сосредоточились на концепции Тейяра, только в завершение вспомнив об объявленной теме. Это и понятно – философия не стоит на месте, и проблемы, когда-то интересовавшие Бергсона, приобрели иной вид, иное звучание в новых концепциях. Анализ материалов конгресса подтверждает слова А. Гуйе, сказанные им еще в 1948 г. на конференции, организованной Обществом друзей Бергсона (такие конференции проводились ежегодно): «Иногда говорят, что Бергсон больше не в моде. Друзья Бергсона скажут: тем лучше. Когда такой автор, как Бергсон, выходит из моды, это значит, что он входит в историю»[640].

11 мая 1967 г. на одной из колонн парижского Пантеона, где покоятся выдающиеся люди Франции, была выбита надпись: «Анри Бергсону – философу, жизнь и творчество которого прославили Францию и человеческую мысль».

Глава 10

Бергсон и философия в России

Эта тема многопланова и обширна, и в рамках данной книги мы сможем затронуть лишь некоторые ее аспекты. Наша задача, правда, существенно упрощается благодаря публикации книги швейцарской исследовательницы Фрэнсис Нэтеркотт «Философская встреча: Бергсон в России (1907–1917)»[641]. Автор избирает особый подход к теме, стремясь не только осветить малоизвестную историю рецепции представителями русской философии идей Бергсона, но и показать, «в чем степень усвоения или, напротив, отвержения его мысли свидетельствует об определенном своеобразии философского дискурса в России в эту эпоху» (р. 26). Поэтому изложение вовсе не сводится здесь к сопоставлению идей, к сравнительному анализу; Ф. Нэтеркотт кратко, но емко характеризует философию в России той поры, основные ее проблемные узлы. Само понятие философской встречи, к которому прибегает автор, предполагает не пассивное усвоение одним из субъектов взглядов другого, а наличие равноправных участников, защищающих собственные взгляды и решающих те проблемы, которые ставит перед ними их собственная философская ситуация[642]. Какова была эта ситуация, автор и старается показать, очерчивая панораму развития философской мысли в России начала XX века, противостояние идей, когда в поисках путей выхода из философского кризиса, в процессе осмысления исторической судьбы России и ее культуры активно изучались западные философские направления: неокантианство, феноменология, философия жизни, прагматизм и др. К концепции Бергсона обращались русские махисты и интуитивисты, богоискатели и анархисты: его идеи служили аргументом в обсуждении проблем витализма, католического модернизма.

Используя богатый материал, в том числе архивные источники, Ф. Нэтеркотт представила, на наш взгляд, если не исчерпывающую, то весьма полную картину того, как русские мыслители, решая встававшие перед ними проблемы, в чем-то сходные с проблемами их западных современников, в чем-то отличные от них, привлекали теоретические положения Бергсона либо для подкрепления собственных суждений, либо – в полемических целях – для опровержения «антиинтеллектуализма» как влиятельной на Западе философской установки. При этом, как