Из угла, где лежал Швейк, послышался громкий зевок и слова,произносимые во сне: «Вы правы, пани Мюллерова, бывают случаи удивительногосходства. В Кралупах устанавливал насосы для колодцев пан Ярош. Он, как двекапли воды, был похож на часовщика Лейганца из Пардубиц, а тот, в свою очередь,страшно был похож на Пискора из Ичина, а все четверо на неизвестногосамоубийцу, которого нашли повесившимся и совершенно разложившимся в одномпруду около Индржихова Градца, прямо под железнодорожной насыпью, где он,вероятно, бросился под поезд…» Новый сладкий зевок, и все услышали продолжение:«Всех остальных присудили к большому штрафу, а завтра сварите, пани Мюллерова,лапшу…» Швейк перевалился на другой бок и снова захрапел. В это время между поваром-оккультистомЮрайдой и вольноопределяющимся начались дебаты о предугадывании будущего.

Оккультист Юрайда считал, что хотя на первый взгляд кажетсябессмысленным шутки ради писать о том, что совершится в будущем, но,несомненно, и такая шутка очень часто оказывается пророческой, если духовноезрение человека под влиянием таинственных сил проникает сквозь завесунеизвестного будущего. Вся последующая речь Юрайды была сплошной завесой. Черезкаждую фразу он поминал завесу будущего, пока наконец не перешёл нарегенерацию, то есть восстановление человеческого тела, приплёл сюдаспособность инфузорий восстанавливать части своего тела и закончил заявлением,что каждый может оторвать у ящерицы хвост, а он у неё отрастёт снова.

Телефонист Ходоунский прибавил к этому, что если бы людиобладали той же способностью, что и ящерицы, то было бы не житьё, а масленица.Скажем, например, на войне оторвёт кому-нибудь голову или другую какую частьтела. Для военного ведомства это было бы очень удобно, ведь тогда в армии не былобы инвалидов. Один австрийский солдат, у которого беспрерывно росли бы ноги,руки, голова, был бы, безусловно, ценнее целой бригады.

Вольноопределяющийся заявил, что в настоящее время,благодаря достижениям военной техники, неприятеля с успехом можно рассечьпоперёк, хотя бы даже и на три части. Существует закон восстановления отдельнойчасти тела у некоторых инфузорий, каждый отрезок инфузории возрождается ивырастает в самостоятельный организм. В аналогичном случае после каждой битвыавстрийское войско, участвовавшее в бою, утраивалось бы, удесятерялось бы, изкаждой ноги развивался бы новый свежий пехотинец.

— Если бы вас слышал Швейк, — заметил старшийписарь Ванек, тот бы, по крайней мере, привёл нам какой-нибудь пример.

Швейк тотчас реагировал на свою фамилию и пробормотал:

— Hier!

Доказав свою дисциплинированность, он захрапел снова.

В полуоткрытую дверь вагона всунулась голова подпоручикаДуба.

— Швейк здесь? — спросил он.

— Так точно, господин лейтенант. Спит, — ответилвольноопределяющийся.

— Если я спрашиваю о Швейке, вы, вольноопределяющийся,должны немедленно вскочить и позвать его.

— Нельзя, господин лейтенант, он спит.

— Так разбудите его! Удивляюсь, вольноопределяющийся,как вы сразу об этом не догадались. Вы должны быть более любезны по отношению ксвоим начальникам! Вы меня ещё не знаете. Но когда вы меня узнаете…

Вольноопределяющийся начал будить Швейка:

— Швейк, пожар! Вставай!

— Когда был пожар на мельнице Одколека, —забормотал Швейк, поворачиваясь на другой бок, — даже с Высочан приехалипожарные…

— Изволите видеть, — спокойно доложилвольноопределяющийся подпоручику Дубу. — Бужу его, но толку никакого.

Подпоручик Дуб рассвирепел:

— Как фамилия, вольноопределяющийся?

— Марек.

— Ага, это тот вольноопределяющийся Марек, который всёвремя сидел под арестом?

— Так точно, господин лейтенант. Прошёл я, какговорится, одногодичный курс в тюрьме и был реабилитирован, а именно: пооправдании в дивизионном суде, где была доказана моя невиновность, я былназначен батальонным историографом с оставлением мне званиявольноопределяющегося.

— Долго им вы не будете! — заорал подпоручик Дуб,побагровев от гнева. Цвет его лица менялся так быстро, что создавалосьвпечатление, будто кто-то хлестал его по щекам. — Я позабочусь об этом!

— Прошу, господин лейтенант, направить меня поинстанции к рапорту, — с серьёзным видом сказал вольноопределяющийся.

— Не шутите со мной, — не унимался подпоручикДуб. — Я вам покажу рапорт! Мы ещё с вами встретимся, но вам от этой встречиздорово солоно придётся! Вы меня узнаете, если до сих пор ещё не узнали!

Обозлённый подпоручик Дуб ушёл, в волнении позабыв о Швейке,хотя минуту тому назад намеревался позвать его и приказать: «Дыхни на меня!»Это было последней возможностью уличить Швейка в незаконном употребленииалкоголя.

Через полчаса подпоручик Дуб опомнился и вернулся к вагону.Но теперь уже было поздно — солдатам роздали чёрный кофе с ромом.

Швейк уже встал и на зов подпоручика Дуба выскочил из вагонас быстротой молодой серны.

— Дыхни на меня! — заорал подпоручик Дуб.

Швейк выдохнул на него весь запас своих лёгких. Словногорячий ветер пронёс по полю запах винокуренного завода.

— Чем это от тебя так разит, прохвост?

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, от меня разитромом.

— Попался, негодяй! — злорадствовал подпоручикДуб. — Наконец-то я тебя накрыл!

— Так точно, господин лейтенант, — совершенноспокойно согласился Швейк, — только что мы получили ром к кофе, и ясначала выпил ром. Но если, господин лейтенант, вышло новое распоряжение иследует пить сначала кофе, а потом ром, прошу простить. Впредь этого не будет.

— А отчего же ты так храпел, когда я был здесь полчасаназад? Тебя даже добудиться не могли.

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, я всю ночь неспал, так как вспоминал о том времени, когда мы были на манёврах околоВеспрема. Первый и Второй армейские корпуса, исполнявшие роль неприятеля, шличерез Штирию и Западную Венгрию и окружили наш Четвёртый корпус,расквартированный в Вене и в её окрестностях, где у нас всюду построиликрепости. Они нас обошли и подошли к мосту, который сапёры наводили с правогоберега Дуная. Мы готовились к наступлению, а к нам на помощь должны былиподойти войска с севера, а затем также с юга, от Осека. Тогда зачитывалиприказ, что к нам на помощь идёт Третий армейский корпус, чтобы, когда мыначнём наступление против Второго армейского корпуса, нас не разбили междуозером Балатон и Пресбургом. Да напрасно! Мы уже должны были победить, нозатрубили отбой — и выиграли те, с белыми повязками.