Подпоручик Дуб наперёд представил себе, как Швейк, сделавнесколько глотков, не в состоянии будет продолжать, а он, подпоручик Дуб,одержав над ним полную победу, скажет: «Дай-ка и мне немножко, у меня тожежажда». Посмотрим, как будет выглядеть этот мошенник в грозный для него час!Потом последует рапорт и так далее.

Швейк открыл бутылку, приложил её ко рту, и напиток глотокза глотком исчез в его горле.

Подпоручик Дуб оцепенел. На его глазах Швейк выдул всё ибровью не повёл, потом швырнул порожнюю бутылку через шоссе в пруд, сплюнул исказал, словно выпил стаканчик минеральной воды:

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, у этой водыдействительно железистый привкус. В Камыке-на-Влтаве один трактирщик летомделал для своих посетителей железистую воду очень просто: он бросал в колодецстарые подковы!

— Я тебе дам старые подковы! Покажи колодец, изкоторого ты набрал эту воду!

— Недалеко отсюда, господин лейтенант, вон за тойдеревянной палаткой.

— Иди вперёд, негодяй, я хочу видеть, как ты держишьшаг! «Действительно странно, — подумал подпоручик Дуб. — По этомунегодяю ничего не видно!»

Швейк шёл, предав себя воле божьей. Что-то подсказывало ему,что колодец должен быть впереди, и поэтому он совсем не удивился, когда онидействительно вышли к колодцу. Мало того, и насос был цел. Швейк начал качать,из насоса потекла желтоватая вода.

— Вот она, эта железистая вода, господинлейтенант, — торжественно провозгласил он.

Приблизился перепуганный пейсатый мужчина, и Швейкпо-немецки попросил его принести стакан — дескать, господин лейтенант хотятпить.

Подпоручик Дуб настолько ошалел, что выпил целый стаканводы, от которой у него во рту остался вкус лошадиной мочи и навозной жижи.Совершенно очумев от всего пережитого, он дал пейсатому еврею за этот стаканводы пять крон и, повернувшись к Швейку, сказал:

— Ты чего здесь глазеешь? Пошёл домой!

Пять минут спустя Швейк появился в штабном вагоне у поручикаЛукаша, таинственным жестом вызвал его из вагона и сообщил ему:

— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, черезпять, самое большее через десять минут я буду совершенно пьян и завалюсь спатьв своём вагоне; смею вас просить, чтобы вы, господин обер-лейтенант, меня втечение, по крайней мере, трёх часов не звали и никаких поручений не давали,пока я не высплюсь. Всё в порядке, но меня поймал господин лейтенант Дуб. Я емусказал, что это вода, и был вынужден при нём выпить целиком бутылку коньяку,чтобы доказать, что это действительно вода. Всё в порядке. Я, согласно вашемупожеланию, ничего не выдал и был осторожен. Но теперь, осмелюсь доложить,господин обер-лейтенант, я уже чувствую, как у меня отнимаются ноги. Однакоосмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, пить я привык, потому что с господиномфельлкуратом Кацем…

— Изыди, бестия! — крикнул, но без гнева, поручикЛукаш, зато подпоручик Дуб стал в его глазах, по крайней мере, процентов напятьдесят менее симпатичным, чем был до сих пор.

Швейк осторожно влез в свой вагон и, укладываясь на своейшинели и вещевом мешке, сказал, обращаясь к старшему писарю и ко всемприсутствующим:

— Жил-был один человек. Как-то раз надрызгался он ипопросил его не будить…

После этих слов Швейк повернулся на бок и захрапел.

Вскоре выдыхаемые им винные пары наполнили всё помещение,так что повар-оккультист Юрайда, втягивая ноздрями воздух, воскликнул:

— Чёрт побери! Пахнет коньяком!

У складного стола сидел вольноопределяющийся Марек,достигший наконец после всех злоключений должности батальонного историографа.

Ныне он сочинял впрок героические подвиги батальона, и виднобыло, что ему доставляет большое удовольствие заглядывать в будущее.

Старший писарь Ванек давно с интересом наблюдал, какприлежно пишет вольноопределяющийся и при этом хохочет во всё горло. Он встал инаклонился к вольноопределяющемуся, который тут же принялся ему объяснять:

— Страшно весело писать историю батальона впрок.Главное, чтобы всё развивалось систематически. Во всём должна быть система.

— Систематическая система, — заметил старшийписарь Ванек, скептически улыбаясь.

— Да, — небрежно обронилвольноопределяющийся, — систематизированная систематическая система принаписании истории батальона. Мы не можем с самого начала одержать большуюпобеду. Всё должно развиваться постепенно, согласно определённому плану. Нашбатальон не может сразу выиграть мировую войну. Nihil nisi bene.[272]Для обстоятельного историографа, как я, главное — составить план наших побед.Например, вот здесь я описываю, как наш батальон (это произойдёт примерномесяца через два) чуть не переходит русскую границу, занятую сильными отрядаминеприятеля, — скажем, полками донских казаков. В это время несколькоарабских дивизий обходят наши позиции. На первый взгляд кажется, что нашбатальон погиб, что нас в лапшу изрубят, и тут капитан Сагнер даёт приказ побатальону: «Бог не хочет нашей погибели, бежим!» Наш батальон удирает, новражеская дивизия, которая нас обошла, видит, что мы, собственно говоря, мчимсяна неё. Она бешено улепётывает от нас и без единого выстрела попадает в рукирезервных частей нашей армии. Вот, собственно говоря, с этого и начинаетсяистория нашего батальона. Незначительное происшествие, говоря пророчески, панВанек, влечёт за собой далеко идущие последствия. Наш батальон идёт от победы кпобеде. Интересно, как наши люди нападут на спящего неприятеля, но для описанияэтого необходимо овладеть слогом «Иллюстрированного военного корреспондента»,выхолившего во время русско-японской войны в издательстве Вилимека.

Наш батальон нападает на спящий неприятельский лагерь.Каждым из наших солдат выбирает себе одного вражеского солдата и со всей силойвтыкает ему штык в грудь. Прекрасно отточенный штык входит как в масло, толькоиногда затрещит ребро. Спящие враги дёргаются всем телом, на миг выкатываютудивлённые, но уже ничего не видящие глаза, хрипят и вытягиваются. На губахспящих врагов выступает кровавая пена. Этим дело заканчивается, и победа настороне нашего батальона. А вот ещё лучше. Будет это приблизительно месяцачерез три. Наш батальон возьмёт в плен русского царя, но об этом, пан Ванек, мырасскажем несколько позже, а пока что мы должны подготовить про запас небольшиеэпизоды, свидетельствующие о нашем беспримерном героизме. Для этого мнепридётся придумать совершенно новые военные термины. Один я уже придумал. Этоспособность наших солдат, нашпигованных осколками гранат, к самопожертвованию.Взрывом вражеского фугаса одному из наших взводных, скажем, двенадцатой илитринадцатой роты, оторвёт голову.