— A propos, — сказал вольноопределяющийся, хлопнувсебя по лбу, — чуть-чуть не забыл, господин старший писарь, или, выражаясьпо-штатски, пан Ванек, вы должны снабдить меня списком всех унтер-офицеров.Назовите мне какого-нибудь писаря из двенадцатой роты. Гоуска? Хорошо, так,значит, взрывом этого фугаса оторвёт голову Гоуске. Голова отлетит, но телосделает ещё несколько шагов, прицелится и выстрелом собьёт вражеский аэроплан.Само собой разумеется, эти победы будут торжественно отпразднованы в семейномкругу в Шенбрунне. У Австрии очень много батальонов, но только один из них, аименно наш, так отличится, что исключительно в его честь будет устроенонебольшое семейное торжество царствующего дома. Дело представляется так, как выэто видите в моих заметках: семья эрцгерцогини Марии-Валери ради этогоперенесёт свою резиденцию из Вальзее в Шенбрунн. Торжество носит строгоинтимный характер и происходит в зале рядом со спальней монарха, освещённойбелыми восковыми свечами, ибо, как известно, при дворе не любят электрическихлампочек из-за возможности короткого замыкания, чего боится старенький монарх.В шесть часов вечера начинается торжество в честь и славу нашего батальона. Вэто время в зал, который, собственно говоря, относится к покоям в бозе почившейимператрицы, вводят внуков его величества. Теперь вопрос, кто ещё, кромеимператорского семейства, будет присутствовать на торжестве. Там должен и будетприсутствовать генерал-адъютант монарха, граф Паар. Ввиду того что при такихсемейных и интимных приёмах иногда кому-нибудь становится дурно, — я вовсене хочу сказать, что граф Паар начнёт блевать, — желательно присутствиелейб-медика, советника двора его величества Керцеля. Порядка ради, дабыкамер-лакеи не позволяли себе вольностей по отношению к присутствующим наприёме фрейлинам, прибывают обер-гофмейстер барон Ледерер, камергер графБелегарде и статс-дама графиня Бомбелль, которая среди фрейлин играет ту жероль, что «мадам» в борделе «У Шугов». После того как это великосветскоеобщество собралось, докладывают императору. Он появляется в сопровождениивнуков, занимает своё место за столом и поднимает тост в честь нашего маршевогобатальона. После него слово берёт эрцгерцогиня Мария Валери, которая особеннохвалебно отзывается о вас, господин старший писарь. Правда, как видно из моихзаметок, наш батальон терпит тяжёлые и чувствительные потери, ибо батальон безпавших — не батальон. Необходимо будет подготовить ещё статью о наших павших.История батальона не должна складываться только из сухих фактов о победах,которых я наперёд наметил около сорока двух. Вы, например, пан Ванек, падёте унебольшой речки, а вот Балоун, который так дико глазеет на нас, погибнетсвоеобразной смертью, не от пули, не от шрапнели и не от гранаты. Он будетудавлен арканом, закинутым с неприятельского самолёта как раз в тот момент,когда будет пожирать обед своего обер-лейтенанта Лукаша.

Балоун отошёл, горестно взмахнув руками, и удручённопрошептал:

— Я не виноват, уж таким я уродился! Ещё когда я служилна действительной, так я раза по три приходил за обедом, пока меня под арест непосадят. Как-то я три раза подряд получил на обед грудинку, а потом сидел заэто целый месяц… Да будет воля твоя, господи!

— Не робейте, Балоун, — утешил его вольноопределяющийся. —В истории батальона не будет указано, что вы погибли по дороге от офицерскойкухни к окопам, когда уплетали офицерский обед. Вы будете поименованы вместе совсеми солдатами нашего батальона, павшими во славу нашей империи, вместе стакими, как, скажем, старший писарь Ванек.

— А мне какую смерть вы готовите, Марек?

— Только не торопитесь, господин фельдфебель, это нетак просто делается.

Вольноопределяющийся задумался.

— Вы из Кралуп, не правда ли? Ну, так пишите домой вКралупы, что пропадёте без вести, но только напишите как-нибудь поосторожней. Аможет быть, вы предпочитаете быть тяжелораненым, остаться за проволочнымизаграждениями? Лежите себе этак с перебитой ногой целый день. Ночью неприятельпрожектором освещает наши позиции и обнаруживает вас. Полагая, что выисполняете разведочную службу, он начинает садить по вас гранатами и шрапнелью.Вы оказали армии огромную услугу, неприятельское войско на одного вас истратилостолько боеприпасов, сколько тратит на целый батальон. После всех взрывов частивашего тела свободно парят в атмосфере, рассекая в своём вращении воздух. Онипоют великую песнь победы. Короче говоря, каждый получит по заслугам, каждый изнашего батальона отличится, так что славные страницы нашей истории будутпереполнены победами. Хотя мне очень не хотелось бы переполнять их, но ничегоне могу поделать, всё должно быть исполнено тщательно, чтобы после нас осталасьхоть какая-нибудь память. Всё это должно быть закончено до того, как от нашегобатальона, скажем, в сентябре, ровнёхонько ничего не останется, кроме славныхстраниц истории, которые найдут путь к сердцу всех австрийских подданных ирасскажут им, что все те, кто уже не увидит родного дома, сражались одинаковомужественно и храбро. Конец этого некролога, пан Ванек, я уже составил. Вечнаяпамять павшим! Их любовь к монархии — любовь самая святая, ибо привела ксмерти. Да произносятся их имена, с уважением, например, имя Ванеа. А те, когоособенно тяжело поразила смерть кормильцев, пусть с гордостью утрут свои слёзы,ибо павшие были героями нашего батальона!

Телефонист Ходоунский и повар Юрайда с нескрываемыминтересом слушали сообщение вольноопределяющегося о подготовляемой им историибатальона.

— Подойдите поближе, господа, — попросилвольноопределяющийся, перелистывая свою рукопись. — Страница пятнадцать!«Телефонист Ходоунский пал третьего сентября одновременно с батальонным поваромЮрайдой». Теперь слушайте мои примечания: «Беспримерный героизм. Первый,находясь бессменно три дня у телефона, с опасностью для жизни защищает в своёмблиндаже телефонный провод. Второй, видя угрожающую со стороны неприятеляопасность обхода с фланга, с котлом кипящего супа бросается на врага,ошпаривает вражеских солдат и сеет панику в рядах противника. Прекрасная смертьобоих. Первый взрывается на фугасе, второй умирает от удушливых газов, которыеему сунули под самый нос, когда ему нечем было уже обороняться. Оба погибают свозгласами: «Es lebe unser Batallionskommandant!»[273]Верховному командованию не остаётся ничего другого, как только ежедневновыражать нам благодарность в форме приказов, чтобы и другие части нашей армиибыли осведомлены о доблестях нашего батальона и брали с него пример. Могу вампрочесть выдержку из приказа по армии, который зачитан по всем армейскимчастям. Он очень похож на приказ эрцгерцога Карла, изданный им в тысячавосемьсот пятом году, когда он со своей армией стоял под Падуей, где ему надругой день после объявления приказа всыпали по первое число… Ну, так слушайте,что будут читать о нашем батальоне как о доблестной, примерной для всей армиивоинской части: «Надеюсь, вся армия возьмёт пример с вышепоименованногобатальона и переймёт от него ту веру в свои силы и доблесть, ту несокрушимостьв опасности, то беспримерное геройство, любовь и доверие к своим начальникам,словом, все те доблести, которыми отличается этот батальон и которые ведут егок достойным удивления подвигам ко благу и победе нашей империи. Все да последуютего примеру!»