третьим. Худосочный капитан не успел и коснуться мотоцикла, как уже поддался давлению песчаной волны. Золотистая пыль по самые плечи накрыла его, лишив возможности дышать воздухом без песка. Задыхаясь в пустынном тумане, крича и маша руками – абсолютно бесполезно, он скатился вниз с обрыва. Засыпанный песчаным настилом, третий капитан погряз в исчезавшем Магнэрайсе. Джой не успел его спасти. Он с трудом успел помочь второй, бросив к её эндуро канат. Без тяги первого капитана, готовая к взлёту вторая, проследовала бы за бесконечной волной песка.

Когда капитаны поднялись выше тумана размером с пустыню, земля, что они покинули – обрушилась. Плита перешейка не выдержала дрейф континентов. Пустыне едва хватало сил, чтобы сохранить хоть половину своей первоначальной длины.

Участники успешного исполнения раздела, если такой исход можно было считать успешным – не смели оборачиваться к расколу. Опережая скорость смещения Евразии, они спешили домой. Их испуг, неопределённость – запрещали повернуть голову. Это было большим упущением, ведь именно сейчас давление Магнэрайса спало, отчистив от своего присутствия свежий слой подземной магмы. Именно на неё волнами размером большие, чем любое цунами – хлынула океанская вода с двух сторон проделанного моста. Пенная толща ненасытно пожрала воздушное пространство, соединившись в центре разрубленных половин. Всплеск двух огромнейших волн поднялся на сотни метров вверх; не видывала планета большего фонтана. Не поднимался выше этого, ни один мировой гейзер.

На этой ноте, «соната» раздела, казалось бы, подошла к концу. С горем пополам, с травмами и потерями, принц Алан отворил врата свободы. Евразию теперь, можно было считать совершенно независимой от нэогарского мира. Полностью лишённой контакта с холодными тварями. Вот только… земная кора по-иному видела будущее. У неё был свой, ироничный вариант раздела.

Всё когда-то заканчивается – самая мудрая истина в жизни старца Ия. Он понял это не сразу; ему потребовалось ни одно столетие, чтобы с этим смириться. Конец есть у всего. Исключением не стал и его поединок. Из восьми нэогаров, остался только один. Судя по его состоянию, ни минуты в сражении он не участвовал. Ий же, близок был к своему концу. Его жизнь давно близилась к закату, но сейчас – он наступил. Старик бездвижно лежал на арене, не способный шевелиться. Да ему толком и нечем было, осталась лишь одна рука и половина правой ноги. Глаза цвета фрез по-прежнему горели. Тускло, но чётко. Горели, и смотрели в никуда. Их внимание привлекли шаги оставшегося нэогара, что долженствовал стать палачом.

Трибуны стихли, и молчали уже давно. Такая тишина считалась редкостью; волновался даже Сарцин, что сидел в первом ряду арены. Именно его чёрные глаза случайно посмотрели в сторону, где из-за стального края «Бойсдракс» вверх бил столб воды. Падение тысячетонного фонтана обратно на морской покров, Минфин уже не мог увидеть.

Зато ощутить небывало сильный толчок, пришлось каждому. Трудно было понять, что оказалось способным сбросить со всей западной трибуны каждого сидевшего на ней зрителя. Тысячи нэогаров, в числе которых и Сарцин – перевернулись со скамей, беспорядочно полетев на стальной ринг. Северный край высокой стены отчистился от завороженных приговором нэогаров; они словно спички, выпали из наклонённого коробка.

Если северная сторона внутри «Бойсдракс» вздрогнула с такой ужасающей силой, страшно было представить, что случилось снаружи. Весь островной участок земли, на котором приказом императора была возведена арена – кривой трещиной откололся от массива Империи. Земляной «балкончик» на востоке материка не смог перенести раздел. Он всегда считался уязвимым, сейсмоопасным местом… теперь, страшиться этого стало поздно. Полуостров – отчалил от нового, кривого берега «холодного» материка.

В кабинет к главнейшему на континенте ворвался кукольник, с широкими глазами, но загнутыми устами. Он подбежал к Кану, стоявшему у окна, дабы разглядеть из-за его широкой спины вид на арену. Именно с тронного зала, из окна, что занял Кан – не идеально, но виднелись очертания «Бойсдракс», что неспокойное море силой течения относило к Евразии.

Волны до сих пор насыщали пропасть между перешейком. Именно на их скорости – ставшая островом земля отходила в направлении «тёплого» мира.

– Видал, что учудили? – найдя выше плеча императора просвет, ляпнул кукольник. – А в пустыне что творится, это надо было видеть, – заворожённый воспоминаниями, кукольник отшагнул назад. Он настолько упоен был всем случившимся, что заметить, как хмурился Ка, внимания не хватило.

Император строгими шагами дошёл до трона. С неким напряжением он на него сел, сурово глядя ниже стола. Это мешало Кану коснуться спиной спинки, но опираться о хрусталь и так не удовольствие.

– Чёрт возьми! – яростным голосом вскрикнул император, попутно задрав руку вверх. Его вопль спугнул кукольника, и слабым эхом разнесся по верхнему этажу. Но сила голоса оказалось ничтожной, перед тем грохотом, что последовал спустя секунду. Поднятая вверх рука – распахнутой ладонью ударила стол из красного дерева. Кан давно стал человеком, а нэогарские повадки по-прежнему сохранил. Что впечатлило, так это трещина сквозь всю столешницу. Император, всего одним ударом – напополам сломал массивный стол. Две половины прогнулись к полу, издав отвратный треск.

Вернув руку поближе к лицу, Кан увидел результат старания. Каждый палец, как и любая кость в ладони – переломились, не по одному разу. На коже виднелись струйки крови, протёкшие сквозь разбитые ногти.

– Дьявол, – выкинул Кан, взирая на изломанную длань.

– Вот это вдарил, – усмехнулся кукольник. – Ты это, поаккуратней будь.

– Как ты мог такое допустить?! –  развернувшись к кукольнику, злобно выдавил император.

– Я целых три года этому препятствовал, – смутившись, ответил он. – А после, как-то, не заладилось…

– Что значит не заладилось? Как я объясню это императору? Чем ты занимаешься, если не держишь империю?! – Кан был напорист, как никогда. Он впервые вёл себя, как истинный император.

Кукольник этому удивился. Улыбка на его устах совсем ослабла; таким переменам, он не был рад.

– Ты, похоже, переволновался, – сухо молвил мальчишка. – Займись бумажками. Говорят, это успокаивает, – заглянув в мятежные глаза Кана, направилась кукла к выходу.

Император фыркнул, откинувшись на трон.

– И руку Чану покажи, – закрывая дверь, последнюю нотацию огласил кукольник. С его уходом, Кан остался один. Он тяжело дышал, озлобленно сипя. Почтительность, покинула императора.

Мужчина на хрустальном троне был не единственным правителем, претерпевшим изменения. Королева Евразии, что расслабленно сидела на уютном бархате – казалась расслабленной, умиротворенной… Престол она развернула к панорамным окнам, нежась на нём с закрытыми глазами. Красота утреннего вида всё равно была недоступна её глазам, а бессонница, вызванная тяжёлыми мыслями, хоть немного отступила в обстановке зала.

Даже в лёгких пижамных вещах: светлом сарафане, полным воланов – королеве было комфортно. Пока, её тонкие плечи не покрылись мурашками. Милена попыталась растереть озябшую кожу ладонями, и задышала так, будто одна осталась среди заснеженных ледников. Её фиолетовые глаза распахнулись, недоумённо прищурившись.

– Почему, мне так холодно? – промолвили посиневшие губы. – Что, там случилось? – слабым голоском вопросила она, устремив взгляд в первое окно с левой стороны.

Ничем кроме душевного трепета ощутить столкновение отстроенной императором Вэнтэром арены «Бойсдракс» с юго-восточным берегом Евразийских пустошей, Милена не могла. Но то, насколько сильно она ощутила новую беду прежде, чем кусок враждебной суши сквозь океанскую гладь примкнул к чужому континенту – в точности