Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В машине были все любимые сокровища и игрушки Эндрю, егомедвежонок и тряпичный слоник, которого он так любил, и книжки с картинками,которые они вместе листали, но которые никто не мог ему прочитать. Дафна подороге думала обо всем этом и вдруг осознала, как мало она сделала и сколько ейеще предстоит сделать, и еще подумала, как бы Джефф поступил на ее месте, еслибы был жив. Возможно, у него было бы больше изобретательности или большетерпения, но он бы не мог любить сына больше, чем любила его она. Дафна любилаего каждой частичкой своей души, и, если бы могла отдать ему свои собственныеуши, чтобы он мог слышать, она бы это сделала.
За час до приезда в школу она остановилась перекусить наобочине, и ее мрачное настроение немного рассеялось. Эндрю, казалось, был ввосторге от поездки и с восхищением смотрел на все вокруг. Глядя на него, онахотела бы рассказать ему про школу, но сделать это не было возможности. Дафнане могла также объяснить ему, что она сама чувствует, почему оставляет его тами как сильно его любит. В течение всей его жизни она удовлетворяла только егофизические потребности или показывала пожарные машины, беззвучно мчащиеся поулице. Дафна не могла делиться с ним своими мыслями и чувствами. Она несомневалась: Эндрю должен знать, что мама его любит, что никогда его непокинет. Но что он подумает теперь, когда она оставит его в школе? Как емуобъяснить? Сознание своего бессилия только усиливало ее собственную боль. МиссисКуртис, директор школы, сняла для нее небольшой домик в городе, и Дафнасобиралась остаться до Рождества, чтобы навещать Эндрю каждый день. Но этоочень отличалось бы от прошлого, когда они все время проводили вместе. Их жизньуже никогда не будет такой, как прежде, в этом Дафна была уверена. Ей предстоялсамый трудный в жизни поступок – покинуть сына, за которого ей хотелосьдержаться больше, чем за саму жизнь.
Они прибыли в школу вскоре после наступления сумерек, иЭндрю с удивлением осматривался, будто не понимал, зачем они сюда приехали. Онсмотрел на Дафну в смятении, а она кивнула и улыбнулась, когда он сбеспокойством смотрел на других детей. Но эти дети отличались, от тех, кого онвстречал в Центральном парке в Нью-Йорке, и он инстинктивно чувствовал, что онитакие же, как он. Эндрю смотрел, как они играют, как объясняются жестами, а онивсе время подходили к нему. Это был первый теплый прием, оказанный ему егоровесниками, и, когда одна девочка подошла и взяла его за руку и потомпоцеловала в щеку, Дафна отвернулась, чтобы он не видел слез, стекавших по еелицу. Миссис Куртис помогла ему наконец присоединиться к детям, взяла его заруку и подвела, а Дафна смотрела на это, чувствуя, что поступила верно и чтоновый мир открывался перед Эндрю. Пока она наблюдала, произошло нечтонеобычное: Эндрю стал протягивать руки этим детям, которые были так похожи нанего. Он улыбался, смеялся и на время забыл о Дафне. Он стал наблюдать зажестами, которые они подавали руками, и, смеясь, воспроизвел один из них, а потом,издав смешной возглас, подошел к той девочке, которая первая обратила на неговнимание, и поцеловал ее. Потом Дафна подошла к нему и помахала, давая понять,что уходит, но он не плакал и даже не выглядел испуганным или несчастным. Емуслишком нравилась компания новых друзей, и Дафна в последний раз, стараясьбодро улыбаться, обняла его и убежала, до того как снова появились слезы. Онуже не видел, каким опустошенным было лицо матери, когда она вела машину подороге, ведущей из интерната.
– Позаботься о моем ребенке... – прошептала она,обращаясь к Богу, которого всегда боялась. На этот раз она молилась, чтобы онее услышал.
За две недели Эндрю полностью привык к своей новой жизни винтернате, а Дафна чувствовала себя так, словно прожила в уютном городке вНовой Англии всю жизнь. Домик, который миссис Куртис помогла ей найти, былтеплым, в нем была замечательная маленькая деревенская кухня с кирпичной печьюдля выпекания хлеба, маленькая гостиная со старым диваном и глубокими уютнымикреслами, был также камин и сверкающие медные горшки с растениями, а в спальне– кровать с пологом, покрытая ярким стеганым одеялом. Именно там Дафнапроводила большую часть времени, читая книги и ведя дневник. Она начала еговести, когда была беременна Эндрю, в нем были записи о ее жизни, о том, что онадумала и чувствовала, небольшие очерки о том, что значила для нее жизнь. Онавсегда думала, что однажды, когда Эндрю подрастет, она покажет ему свои записи.А пока она в них изливала свою душу в долгие, одинокие ночи, как те, вНью-Гемпшире. Дни стояли яркие, солнечные, и она совершала длительные прогулкипо лесным тропам и вдоль ручьев, думая об Эндрю и глядя на заснеженные вершиныгор. Это был совершенно иной мир, не похожий на Нью-Йорк. Тут были конюшни,коровы на пастбищах, холмы и луга, где она могла гулять, не встретив ни души,что ей очень нравилось. Она только хотела бы делиться этим с Эндрю. Всепоследние годы он был ее единственным спутником. И каждые несколько дней онаотправлялась в школу, чтобы его повидать. Ей к этому было очень труднопривыкнуть. На протяжении четырех лет ее жизнь сосредоточивалась вокруг него, атеперь вдруг он ушел, и порой пустота буквально одолевала ее. Она все чащедумала о Джеффе и Эми, которой теперь было бы восемь лет, и, когда Дафна виделадевочек такого возраста, она отворачивалась с глазами, полными слез. Дафнаубеждала себя, что потеря Эндрю не была так трагична. Он был жив, счастлив изанят делом, и она поступила правильно. Но снова и снова приезжала в школу исидела на скамейке в парке с миссис Куртис, наблюдая, как он играл и училсяобъясняться при помощи жестов. Дафна тоже обучалась языку жестов, чтобы лучше сним общаться.
– Я знаю, как вам трудно, миссис Филдс. Детямпривыкнуть легче, чем их родителям. Для малышей это своего рода освобождение.Здесь они наконец свободны от мира, который их не принимал.
– Но он их когда-нибудь примет?
– Да. – В голосе директрисы была полная убежденность. –Обязательно. Эндрю всегда будет не таким, как все. Но при правильном обучениидля него практически не будет преград. – Она мягко улыбнулась Дафне. – Наступитдень, когда он будет вам благодарен.
«А как же я? – захотела ее спросить Дафна. – Что теперьбудет со мной? Что я буду делать без него?» Пожилая дама словно прочла еемысли:
– Вы подумали, что будете делать по возвращении вНью-Йорк?
Для одинокой женщины отсутствие сына создало бы ужасныйвакуум, к тому же миссис Куртис уже было известно, что Дафна не работает, с техпор как забеременела почти пять лет назад. По крайней мере у большинствародителей есть супруг, другие дети, работа, дела, которые компенсируютотсутствие этих особых детей. Но ясно было, что у Дафны этого нет.
– Вы снова вернетесь на прежнюю работу?
– Не знаю... – медленно произнесла Дафна, глядя нахолмы.
Как ей будет одиноко без сына. Сейчас боль была чуть ли небольше, чем когда она его впервые привезла сюда. Реальность отрыва от сына онаосознала окончательно. Ее жизнь уже никогда не будет такой же... никогда...