– Я не знаю. – Она отвела глаза от холмов и посмотрелана миссис Куртис. – Прошло столько времени. Не знаю даже, возьмут ли они меня.– Она улыбнулась, и в ее глазах отразилось течение времени. Годы преподали ейболезненный урок.

– Вы не думали о том, чтобы поделиться с другими тем,чему научились с Эндрю?

– Как? – Дафна удивленно взглянула на нее. Эта мысль неприходила ей в голову.

– По этой теме не хватает хороших книг. Вы упомянули,что в колледже изучали журналистику и работали в «Коллинз». Почему бы ненаписать книгу или серию статей? Подумайте над тем, как это могло бы помочьвам, когда вы впервые узнали о глухоте Эндрю.

Дафна помнила ужасное чувство одиночества от того, что никтоне способен разделить с ней ее несчастье.

– Это мысль. – Она медленно кивнула, наблюдая, какЭндрю обнимал маленькую девочку, а потом погнался за большим красным мячомчерез всю игровую площадку.

– Может, вы как раз созданы для этого.

Но единственное, что она сейчас писала ночь за ночью, был еедневник. У нее теперь появилось много свободного времени, и ночью она нечувствовала той усталости, которая преследовала ее, с тех пор как родилсяЭндрю. Он был, как любой другой ребенок, постоянно занят, но ему необходимобыло уделять даже больше внимания, чем остальным, чтобы уберечь его отопасностей, к тому же приходилось все время сталкиваться сего огорчениями из-заневозможности общаться с другими детьми.

Закрыв ночью свой дневник, она лежала в темноте и сноваобдумывала предложение миссис Куртис.Идея была неплохой, но все же Дафна нехотела писать об Эндрю. Это казалось ей нарушением его прав как личности, и онане чувствовала себя готовой делиться с ним собственными страхами и болью. Всеэто было слишком свежо именно потому, что Джефф к Эми погибли уже давно. Она обэтом тоже никогда не писала. И все же знала, что все это упрятано внутрь и ждетвыхода наружу, равно как и ощущения, которых она не испытывала годами: того,что она все еще молода, что она женщина. На протяжении последних четырех летединственным близким человеком был для нее сын. В ее жизни не было ни одногомужчины и очень мало друзей. У нее не хватало на них времени. Она не хотеласочувствия. А встречаться с другим мужчиной – это казалось ей изменой Джеффри ивсему тому, что их объединяло. Вместо этого она заглушила все свои чувства,закрыла все двери и из года в год жила одной только заботой об Эндрю. Но теперьэтой причины больше не оставалось. Он будет жить в школе, а она одна в ихквартире. Это отбивало у Дафны всякое желание возвращаться в Нью-Йорк. Ейхотелось спрятаться в домике в Нью-Гемпшире навсегда.

По утрам она совершала дальние прогулки и однажды пообыкновению зашла в маленькую «Австрийскую гостиницу» позавтракать.Супруги-владельцы очень подходили друг другу: оба полные и добрые. Хозяйкавсегда справлялась о сыне Дафны. Она знала от миссис Куртис, зачем Дафна сюдаприехала. Как в любом маленьком провинциальном городке, так и тут люди знали,кто местный, а кто приезжий, почему приехал и когда уедет. Такие люди, какДафна, не были здесь редкостью, другие родители тоже приезжали навестить своихдетей. Большинство останавливались в гостинице, меньшая же часть поступала так,как Дафна, и, как правило, летом. Они снимали коттеджи и небольшие дома,привозили с собой остальных детей и обычно устраивали из этого семейноеторжество. Но миссис Обермайер поняла, что Дафна не такая, как все. В этойминиатюрной, хрупкой женщине была какая-то молчаливая отрешенность. Толькозаглянув ей в глаза, можно было видеть, что она гораздо мудрее своих двадцативосьми лет и что жизнь не всегда была с ней ласкова.

– Как ты думаешь, почему она такая одинокая? – спросилаоднажды миссис Обермайер своего супруга, укладывая в корзину сладкие булочки изадвигая противень с печеньем в духовку. От пирогов и тортов, которые онавыпекала, у любого текли слюнки.

– Может, она в разводе. Ты же знаешь, такие дети могутрасстроить брак. Может, она уделяла слишком много внимания мальчику, и ее мужне выдержал этого.

– Она выглядит такой одинокой.

Франц Обермайер улыбнулся. Его жена вечно за всехпереживала.

– Может, она просто скучает по малышу. Миссис Куртис, кажется,говорила, что он очень маленький, и это ее единственный ребенок. Ты тоже тактосковала, когда Гретхен уехала учиться в колледж.

– Это не одно и то же. – Хильда Обермайер посмотрела нанего, зная, что он замечает далеко не все. – А ты не заглядывал в ее глаза?

– Да, – признался он с ухмылкой, и его толстые щекипокраснели, – они очень симпатичные.

Он шлепнул свою жену по заду и вышел, чтобы принести ещенемного дров. В этот уик-энд в их гостинице было очень много постояльцев. Вконце зимы здесь собирались любители беговых лыж, а осенью приезжали жителиБостона и Нью-Йорка полюбоваться многоцветьем осенней листвы. Но оранжевые икрасные листья уже почти все опали. Стоял ноябрь.

В День благодарения Дафна поехала в школу и ела праздничнуюиндейку вместе с Эндрю и другими детьми. Потом они играли в разные игры, иДафну поразило, когда он рассердился и жестами сообщил:

– Ты ничего не понимаешь, мама.

Гнев в его глазах задел ее за живое, и она почувствовалаоторванность от него, которой никогда прежде не ощущала. Дафна вдруг обиделасьна школу за то, что та отняла у нее сына. Он больше не был ее, он был их, иДафна возненавидела их за это. Но она обнаружила, что вместо школы изливаетзлобу на Эндрю. Миссис Куртис была свидетелем их диалога и позже объяснилаДафне, что такие чувства вполне нормальны. Все теперь для Эндрю менялось оченьбыстро, а следовательно, и для Дафны тоже. Она не могла говорить жестами так жебыстро, как он, ошибалась и чувствовала себя неуклюжей и глупой. Но миссисКуртис заверила ее, что потом отношения между ними наладятся, будут гораздолучше, чем когда-либо прежде, и что не стоит отчаиваться.

Перед ужином они с Эндрю помирились, пошли к столу, держасьза руки, и, когда он жестами произнес молитву перед началом еды, Дафна думала,что лопнет от гордости, а он потом улыбнулся ей. После ужина Эндрю опять игралсо своими друзьями, но, когда устал, пришел посидеть у нее на коленях, как,бывало, делал в прошлые годы, и она счастливо улыбнулась, когда он заснул у неена руках. Во сне он тихо посапывал, а она его баюкала, желая, чтобы стрелкичасов повернули вспять. Дафна отнесла сына в его комнату, переодела и аккуратноположила в постель под наблюдением одной из воспитательниц. И затем, последнийраз взглянув на спящего светловолосого ребенка, тихо вышла из комнаты испустилась вниз к другим родителям. Но в тот вечер ей не хотелось быть с ними.Раз Эндрю спит, она лучше вернется к себе в домик. Она уже привыкла кодиночеству, возможности побыть наедине со своими мыслями и к удобству излитьдушу в своем дневнике.

Дафна ехала домой по знакомой объездной дороге и онемела отизумления и испуга, когда услышала, как что-то лязгнуло, машина вдруг оселапередом и остановилась. Сломалась ось. Дафну только тряхнуло, она ничего себене повредила и сразу подумала, как ей повезло, что это не случилось где-то нашоссе. Но в то же время это было слабым утешением. Она была одна на пустыннойдороге на расстоянии около семи миль от дома. Единственный источник света –луна – хорошо освещал дорогу, но было ужасно холодно, и Дафне предстоял долгийпуть домой на резком ветру. Она подняла воротник пальто, жалея, что не наделашапку, перчатки и более подходящую обувь. По случаю Дня благодарения она былана высоких каблуках и в платье. Глаза Дафны слезились от холода, щекипокалывало, а руки сразу окоченели, даже в карманах, но она уткнула подбородокв пальто и за неимением выбора продолжала путь.