когда-нибудь о чем-нибудь со Стасом договаривался! Он же любое соглашение себе на пользу вывернет! В его отчете, небось, не только у Татьяны тактика появилась, и у всех остальных — с прочерками. Так и привел он всех примерно к единому посредственному знаменателю, а потом — увы и ах! — в середнячках не нуждаемся.

Хотя, с другой стороны, поступил он куда мудрее косолапого меня, замаскировав в средних показателях и Татьянин провал в физической подготовке, и ее преимущества в других направлениях.

— Перед началом занятий, — осторожно начал я, изображая напряженный процесс припоминания, — группу предупредили, что курс сложный, а отбор кандидатов в подразделение — жесткий. Я полагаю, что в задачу его инструкторов входит изначально продемонстрировать новичкам высокие критерии этого отбора и лишить их, при надобности, ложных надежд. С моей точки зрения, с этой задачей инструкторы справились.

Какое-то время аналитик смотрел на меня с совершенно непроницаемым видом. Я заерзал на стуле: он хотел мое мнение — он его получил, чего еще надо?

— Благодарю Вас, — изрек он наконец. — За объективность. Ваше мнение представляется нам намного более ценным, чем Вы думаете, — загадочно добавил он, слегка похлопывая рукой по моему отчету.

Меня еще хватило, чтобы раскланяться с ним, вернуть стул на прежнее место (с трудом — стенка на этот раз никуда не исчезла) и чинно прошествовать к выходу. Закрыв за собой дверь на этаж аналитиков, я помчался вниз сломя голову.

На полдороге к заветной двери из административного здания голова самопочинилась и восстановила контроль над телом. Ноги получили приказ замедлить шаг, пока голова не обработает поступившие в заоблачных высях данные.

Очень мне не понравился этот комплимент в конце разговора.

Услышь я его после первого отчета, в котором я дал полную характеристику всем соученикам Татьяны — принял бы как должное.

Но он прозвучал сейчас, словно в ответ на мои дифирамбы исключительно Тени.

И интерес к моему мнению возник исключительно в отношении организации подготовки новичков у Стаса.

И от меня явно ожидались сведения в обход его официального доклада.

Это меня, что, в двойные агенты только что вербовали?

Добравшись до выхода на свободу, к Татьяне, я пару секунд потоптался возле двери и, горестно вздохнув, поплелся дальше вниз. Вот почему я не умею, как Стас, играть по-честному исключительно себе на пользу?

Я не только постучал в дверь его кабинета, я еще и подождал его ответа — с вновь возродившейся трепетной надеждой, что его на месте не окажется.

— Открыто, — раздалось из-за двери утробное ворчание.

На сей раз надежда не сдалась так просто — уклонилась от убийственного удара, приняв другую форму.

— Занят? — спросил я, приоткрывая дверь и просовывая в нее голову.

— Нет, в потолок плюю, — фыркнул Стас, откидываясь на спинку кресла.

— Ладно, тогда я в другой раз, — с облегчением пообещал ему я, втягивая голову обратно в коридор.

Не успел. В голове у меня взорвался новогодний салют. Яркий такой, разноцветный, грандиозный — прямо в честь целого нового столетия. И уши под стать заложило.

Я схватился за дверь, чтобы не рухнуть от восторга — она вылетела у меня из рук.

А я влетел в кабинет. После того, как Стас удержал меня на ногах. За шиворот. И коротким рывком швырнул меня себе за спину.

Наверно, тело сработало самостоятельно — голова продолжала наслаждаться радужными огнями и торжественным перезвоном.

Наконец, сквозь них пробилась реальность. Сначала в виде ощущения совсем не мягкого дивана подо мной. Потом в виде Стаса, уже направляющегося от двери к своему столу и перебрасывающего из руки в руку бейсбольный мяч.

— А сказать нельзя было, чтобы я заходил? — слабо возмутился я, потряхивая для пробы головой и ностальгически вздыхая по его прежней привычке всего лишь руки заламывать.

— В следующий раз буду бить прямо в лоб, — процедил Стас сквозь зубы, снова беря в руки отложенный было в сторону мяч.

— Наверно, придется, — напряженно нахмурился я. — Я забыл, зачем пришел.

На этот раз я успел уклониться — без малейшего усилия. Отлично, реакция восстановилась. И мячей у него под рукой больше нет.

— Вспомнил? — поинтересовался Стас, приподнимаясь в кресле.

— Вспомнил, — торопливо уверил его я. — Хотел поблагодарить за то, что ты Татьяну в отчете прикрыл.

Стас медленно опустился назад в кресло и продолжил смотреть на меня — без единого знака, что услышал мои слова.

— Еще раз спасибо, — склонил я голову, и добавил, внимательно следя за ним исподлобья: — Я вот только подумал — а зачем ты это сделал?

Он все также гипнотизировал меня в полном молчании, но взгляд его вдруг приобрел весьма ощутимый вес.

— Если ты ее результаты приберег на тот случай, если она вдруг передумает, — включил я на полную мощность все свои способности к увещеванию, — то я тебя прошу, Стас, брось ты эту затею.

Он покачал головой, тяжко вздохнул, рывком отодвинулся вместе с креслом от стола, открыл, судя по звуку, ящик справа от себя, наклонился над ним, пошарил там рукой … и через мгновенье в ней оказалось даже с виду тяжеленное папье-маше.

А мраморный-то сувенирчик на всеобщее обозрение не выставил, едва успело мелькнуть у меня в голове.

— Под тебя аналитики копают! — выпалил я скороговоркой.

— А вот с этого момента поподробнее, — подал он, наконец, голос, опуская на стол, но не выпуская из рук свой убедительно весомый аргумент.

— Стас, убери эту штуку, — вернулся я к увещевательному тону. — Убить ты меня все равно не убьешь, а на объяснительные ни у тебя, ни у меня времени нет.

— Ничего, у тебя целители на очереди, — напомнил он мне не менее рассудительно. — Прямо к ним и доставим. И объяснительную против какого-нибудь дерева писать будешь — как оно тебе дорогу не уступило. Я слушаю! — резко закончил он.

Я пересказал ему свой разговор с аналитиком. Он снова попросил меня повторить некоторые пассажи, и даже максимально воспроизвести выражение, с которым они говорились. Пришлось изображать из себя пучеглазую, прилизанную рыбину, механически разевающую рот.

— Интересное кино, — медленно протянул Стас, сосредоточенно хмурясь, когда я закончил.

Я заметил, что во время моего рассказа он бессознательно сжимал и разжимал руку на папье-маше, но этот жест больше почему-то не вызывал у меня опаски.

— Где ты им дорогу перешел? — решил я воспользоваться тем, что — в кои-то веки! — его раздражение отвлеклось от моей персоны.

— В том-то и дело, что нигде, — встряхнулся он. — Интересуюсь я ими осторожно, только через проверенные контакты — потому, наверно, ничего такого еще не нащупал.

— А с чего тогда они