осужденных воспылало ярче, и примерное более длительное наказание принесло большую пользу[899].

XIII. Опровержение несовершенного деления наказаний

1. Нечто сверх приведенного нами перечня целей наказания, как видно было усмотрено философом Тавром, слова которого цитируются у Авла Геллия: «Итак, когда имеется или большая надежда на исправление преступника помимо наказания; или же, напротив, нет никакой надежды на его исправление и улучшение; или нет основания опасаться ущерба чьему-либо достоинству, против которого направлено преступление; или преступление не таково, чтобы против такого примера следовало прибегать к необходимости устрашения, – тогда, каково бы ни было самое преступление, конечно, нет никакой надобности в применении наказания».

Здесь говорится так, как если бы при отсутствии той или иной одной какой-либо цели отпадало наказание, тогда как, напротив, должны отсутствовать все цели совместно, чтобы наказание не имело применения. Кроме того, он опустил цель, заключающуюся в изъятии человека неисправимого образа жизни, чтобы он не совершил дальнейших и более тяжких злодеяний, а то, что сказано об умалении достоинства, нужно распространить на причинение и иных видов вреда, которых можно опасаться.

2. Лучше сказано у Сенеки («О милосердии», кн. I, гл. 21): «В деле наказания за обиды закон должен преследовать следующие три цели, которыми должен руководствоваться также и государь: или исправление наказуемого, или исправление других примерным наказанием, или же уничтожением злодеев способствовать безопасности прочих»[900]. Ибо если здесь под прочими надо понимать не только уже потерпевших, но и могущих потерпеть обиду в дальнейшем, то мы получим исчерпывающее деление, за исключением того, что к «уничтожению» нужно добавить «или устранение». Так как сюда относятся и оковы, и любое стеснение.

Менее совершенно деление, приведенное в другом месте у Сенеки («О гневе», кн. I, гл. посл.): «При всяком наказании он стремился к тому, чтобы одно применялось в целях исправления зла, другое – в целях его устранения». А это изречение Квинтилиана, приведенное где-то, еще менее совершенно: «Всякое наказание применяется не столько к преступникам, сколько в виде примера».

XIV. Частным лицам христианского исповедания не годится требовать наказания, даже если это и дозволено по праву народов

Из сказанного до сих пор можно заключить, насколько небезопасно для частного лица – христианина налагать наказание на какого-либо злоумышленника[901], будь то ради своего или государственного блага, в особенности же наказание смертью, хотя, как мы сказали, это иногда и дозволено правом народов[902]. Поэтому заслуживает одобрения обычай тех народов, у которых пускающиеся в плавание снабжаются грамотами органами государственной власти для преследования морских разбойников, которых они найдут в море, чтобы они могли воспользоваться такой возможностью, так сказать, не по собственному побуждению, но по повелению государства.

XV. Не годится по произволу добиваться обвинения

С этим отчасти сходен принятый во многих местах порядок, чтобы к предъявлению обвинения в преступлениях допускались не все, кому угодно[903], но определенные лица, на которых это возложено властью государственных органов. Подобный порядок нужен для того, чтобы никто не содействовал кровопролитию, кроме как по долгу службы. Такова цель правила Элиберийского собора: «Доносчика на верного сына церкви, если по его доносу кто-нибудь будет изгнан или умерщвлен, не следует допускать к приобщению».

XVI. И добиваться должности уголовного судьи

Но из предшествующего вытекает также то, что менее всего соответствует истинному христианину и что менее всего годится вступать добровольно в исполнение общественных должностей, связанных с пролитием крови в судебном порядке[904], или считать справедливым и высказывать готовность принимать на себя как на отличнейшего и как бы Бога среди людей право на жизнь и смерть граждан. Ибо внушение Христа об опасности судить других, потому что то же самое суждение, какое мы произносим над другими, должно в подобных же случаях ожидать и нам от Бога, тоже всецело относится сюда (Евангелие от Матфея, VII, 1).

XVII. Человеческие законы, которые дозволяют умерщвление в наказание, или дают на то право, или только сообщают безнаказанность; что изъясняется путем соблюдения различий

1. Немаловажным является вопрос, предоставляют ли законы человеческие, дозволяющие убийство кого-либо, действительное право совершающим убийство также перед Богом или только безнаказанность перед людьми. Последнего мнения придерживаются Коваррувиас и Фортуний (4. decr. 12, с. 7, 8; «Трактат о конечной цели законодательства», II). Это мнение настолько не по душе Фернандо Васкесу, что он называет его недопустимым («Спорные вопросы», кн. IV, 8). Нет сомнения, как мы сказали в ином месте, что закон в известных случаях может предоставлять ту или иную власть. Истинное намерение законодателя надлежит извлекать частию из слов закона, частию же из самого предмета. Ибо если закон снисходит к страданию, то он отменяет наказание, но не самый грех, как, например, в отношении мужа, убившего за прелюбодеяние жену или ее сообщника[905].

2. Если же грозит опасность вследствие отсрочки наказания, то следует полагать, что надлежит предоставить частному лицу право и публичную власть, как если бы оно не было частным лицом. К такого рода законам относится закон в Кодексе Юстиниана под заголовком Quando liceat unicuique sine iudice se vindicare vel publicam devotionem, которым любому лицу предоставлена свобода подвергать казни солдат-мародеров. Приводится такое основание: «Ибо ведь лучше принять меры вовремя, нежели взыскивать после совершения проступка. Поэтому мы разрешаем вам прибегать к возмездию и, хотя и с опозданием, подчиняем наказание эдикту, дабы никто не оказывал пощады солдату, которого следует обуздывать с копьем в руках как разбойника».

И последующий закон о наказании дезертиров гласит: «Чтобы всем было ведомо, что им предоставлены права наказания государственных преступников и солдат-дезертиров в целях охраны общественного спокойствия». Сюда же относится и следующее место у Тертуллиана: «В борьбе против изменников и врагов общественного порядка всякий человек – солдат»[906].

3. Право, дозволяющее убивать изгнанников, объявляемых вне закона, отличается от этого рода законов тем, что тут предшествует постановление особого решения; там же – общий эдикт, к коему присоединяется очевидность самого факта и который приобретает силу постановленного решения[907].

XVIII. Не наказываются людьми внутренние акты

Теперь посмотрим, все ли преступные деяния заслуживают наказания со стороны людей. Нужно полагать с уверенностью, что не все. Во-первых, ведь акты чисто внутренние, даже если они как-нибудь случайно, например путем последующего признания, дойдут до сведения других, не подлежат наказанию со стороны людей, потому что, как мы сказали в другом месте, природе человеческой не свойственно, чтобы между людьми возникало право или обязательство в силу чисто внутренних актов. В этом смысле следует понимать слова римских законов: «Никто не несет наказания за свои помыслы». Этому не препятствует то обстоятельство, что акты внутренние, влияя на внешние поступки