человека каждому преступлению свойственна известная мера, которой не должно превышать наказание. Демосфен же в Послании в защиту детей Ликурга говорит, что соразмерность в наказаниях не следует соблюдать столь точно, как в случае веса и меры, но сообразно умыслу и желанию преступника. В соответствии с виновностью преступление влечет большее или меньшее наказание по соображениям пользы.

XXIX. Здесь принимаются во внимание побудительные причины, их взаимное сравнение

1. При рассмотрении виновности принимаются во внимание побудительная причина деяния, причина сдерживающая, а также склонность лица в ту и другую сторону[925]. Сомнительно, чтобы кто-либо творил зло бескорыстно; если же кто-либо наслаждается злодейством ради него самого, то тот поступает вопреки человеческой природе. Большинство побуждается к преступлению аффектами [побуждениями]: «Возбуждение же зачавши, рождает грех» (Посл. ап. Иакова, I, 15). Под словом «возбуждение» я понимаю также и порыв избегнуть зла, весьма естественный и потому достойнейший среди аффектов. Оттого-то преступления, совершенные во избежание смерти, темницы, страдания или крайней нужды, по-видимому, заслуживают наибольшего снисхождения.

2. Сюда относится следующее изречение Демосфена: «Справедливо гневаться более на тех, кто творит зло, будучи богат, нежели на тех, кого побуждает нужда: ибо у судей, склонных к человеколюбию, нужда способствует некоторой снисходительности, тогда как преступные посреди изобилия вещей не имеют никакого достойного внимания оправдания». Так, Полибий (кн. IV) извиняет акарнанян, которые ввиду угрожающей опасности не соблюли статей договора, заключенного с греками против этолиян. Аристотель пишет: «Невоздержность имеет более произвольный характер, нежели малодушие, ибо та возбуждается страстью, последнее же – страданием. Страдание как бы выводит человека из себя, предупреждая естественную гибель[926], страсть же не вызывает ничего подобного, оттого-то она в большей мере произвольна»[927]. В таком же смысле гласит отличное место у Порфирия в книге третьей «О воздержании от мяса животных»[928].

3. Прочие стремления влекут к какому-нибудь благу, как истинному, так и мнимому. Истинные блага, кроме добродетелей и их действия, не ведущего к прегрешению («согласны между собой все добродетели»), суть или наслаждения, или причины наслаждений, называемые пользой, как избыток обладания. Воображаемые же блага не суть истинные блага: они сводятся к превосходству над прочими, к уклонению от добродетели и пользы, к мстительности, чем более они уклоняются от природы, тем они хуже[929].

Троякого рода стремления апостол Иоанн выражает следующими словами «похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (Посл. I ап. Иоанна, II, 16). Первый ведь член охватывает стремление страстей, второй – жажду стяжания, третий – ложное честолюбие и гнев. Филон в изъяснении десяти заповедей говорит, что «всякое зло происходит от страсти к стяжанию вещей, или от честолюбия, или от стремления к наслаждениям». Лактанций в книге шестой пишет: «Добродетель состоит в преодолении гнева, укрощении страстей, обуздании похотей. Ибо почти все преступления и нечестия происходят из этих побуждений». Это он повторяет и в другом месте.

XXX. Также о причинах, которые должны отвлекать от правонарушения, где идет речь о степенях предписаний десяти заповедей, касающихся ближних, и о некоторых прочих вещах

1. Всеобщая причина, которая должна отвлекать от совершения преступления, есть боязнь несправедливости. Мы обращаемся теперь не к любого рода преступлениям, но к тем, которые по своим последствиям выходят за пределы личности самого преступника. Правонарушение тем значительнее, чем больший вред им наносится другому. Оттого первое место занимают совершенные преступления, следующее место – такие, которые простерлись до некоторых деяний, но не до окончательного завершения; такие тем тяжелее, чем далее продвинулось совершение преступления. Среди разного рода деяний особо видное место занимают нарушения общего порядка, причиняющие вред большинству. Затем следуют преступления против отдельных лиц. Тягчайшее преступление есть посягательство против жизни следующее – против семьи, основа которой есть брак; затем идут посягательства на отдельные вещи, составляющие желанный предмет обладания, как путем прямого похищения, так и путем злоумышленного причинения убытка.

2. Эти самые деяния можно подвергать более подробному делению, но указанному нами порядку следовал сам Бог в десяти заповедях. Ибо под именем родителей, которые являются властями по природе, свойственно понимать и других правителей, власть которых блюдет человеческое общество. Затем следует воспрещение человекоубийства; потом освящение брака с воспрещением прелюбодеяний, далее – воровство и обман; на последнем месте – преступления незаконченные. Среди отвлекающих причин следует иметь в виду не только свойства того, что совершено непосредственно, но также и того, что с вероятностью может последовать, подобно тому, как при пожаре и прорыве плотины можно ожидать величайших опасностей для многих и даже смертей.

3. К боязни несправедливости, в коей мы полагаем общую причину отклонения от преступлений, иногда присоединяется боязнь и других пороков[930], а именно – неуважения к родителям, бесчеловечности по отношению к ближним, неблагодарности по отношению к благодетелям, что отягчает преступление. Более глубокая испорченность проявляется также в случаях частого совершения кем-либо преступлений, потому что привычка к совершению злодеяний усиливает тяжесть преступлений[931].

Оттого можно понять, насколько справедлив по природе обычай, существовавший у персов, принимать во внимание предшествующую жизнь виновного при оценке преступления[932]. Это должно иметь место тогда, когда люди, не дурные в остальном, внезапно поддадутся некоей сладости преступного соблазна, но не тогда, когда меняется весь образ жизни. О таких людях сам Бог у Езекииля (XVIII) говорит, что не принимает во внимание предшествующего образа жизни. Сюда можно применить поэтому следующее место из Фукидида: «Вдвойне заслуживают наказания те, которые из добропорядочных обратились в негодных» (кн. I). Он добавляет в другом месте «… потому что таким менее всего пристало совершать преступления» (кн. III).

4. В связи с этим древние христиане поступали весьма правильно, когда при определении меры наказаний, по каноническим правилам, предпочитали не только рассматривать преступление само по себе, но также принимать во внимание и образ жизни, предшествующий и последующий совершению деяния, как можно заключить по постановлениям Анкирского и иных соборов[933]. Сверх того, и закон, изданный против особых преступлений, добавляет некоторую сугубую злостность им (Посл. ап. Павла к римлянам, VII, 13). Так, Августин («Об истинной вере») учит: «Закон воспрещающий вдвойне усиливает все преступления, ибо ведь преступление не есть нечто простое и представляет собой не одно только зло, но также и нарушение запрета»[934]. Тацит («Летопись», кн. III) пишет «Если ты готов совершить нечто, что еще не воспрещено, опасайся, чтобы не воспретили, если же ты преступишь запрет безнаказанно, то ни страх, ни стыд тебе не угрожают».

XXXI. Также о наклонности преступника к тому и другому, что принимается во внимание в различных отношениях

1. Задатки личности как в отношении сдерживающих причин, так и побуждающих к действию аффектов должны