поднял такой шум вокруг этой победы, что произвел впечатление на консерваторов, и прежде всего на статс-секретаря Мейснера и сына президента Оскара.

Вечером 22 января они отправились в пригородный дом малоизвестного нациста Иоахима Риббентропа, являвшегося другом Папена (во время войны они вместе служили на Турецком фронте). Там их встретили Папен, Гитлер, Геринг и Фрик. По словам Мейснера, до этого рокового вечера Оскар фон Гинденбург был против каких-либо контактов с нацистами. Возможно, Гитлер об этом знал и предложил Оскару поговорить с глазу на глаз. Они уединились в соседней комнате и провели там около часа. О том, что сказал Гитлер сыну президента, не отличавшемуся ни блестящим интеллектом, ни твердостью характера, осталось тайной. В кругу нацистов ходили слухи, будто фюрер обещал и угрожал одновременно. Угрожал, в частности, обнародовать сведения о причастности Оскара к афере «Восточная помощь» и о том, каким образом ему удалось избежать уплаты налогов на поместье отца. Что касается обещаний, то о них можно судить по тому факту, что спустя несколько месяцев семья Гинденбургов присоединила к своим владениям еще более одного гектара необлагаемой налогом земли, а Оскару, до этого полковнику, в августе 1934 г. присвоили звание генерал-майора.

Нет сомнения в том, что Гитлер произвел на сына президента сильное впечатление. На процессе в Нюрнберге Мейснер показал, что «всю дорогу, пока мы ехали обратно, Оскар фон Гинденбург молчал. Сказал лишь, что делать нечего, надо пускать нацистов в правительство. Мне показалось, что Гитлеру удалось подчинить его своему обаянию».

Гитлеру оставалось расположить к себе отца. Сделать это, по общему признанию, было трудно: как ни ослаблены были умственные способности старого фельдмаршала, годы не смягчили его крутого нрава. Однако деятельный и обходительный Папен не переставал уговаривать старика. И становилось все очевиднее, что Шлейхер, несмотря на свою изворотливость, теряет почву под ногами. Не удалось ему ни привлечь нацистов на свою сторону, ни расколоть их. Не сумел он и заручиться поддержкой националистов, партии «Центр» и социал-демократов.

Гибель республики

23 января Шлейхер посетил президента. Он признал, что не может получить поддержки большинства в рейхстаге и потребовал распустить рейхстаг, чтобы править страной с помощью президентских декретов, как это предусмотрено 48-й статьей конституции. Канцлер просил, кроме того, временно распустить рейхстаг и откровенно признался, что вынужден будет установить военную диктатуру. Таким образом, Шлейхер оказался в том же положении, в каком находился в начале декабря Папен, но теперь они поменялись ролями. Прежде Папен требовал предоставления ему чрезвычайных полномочий, а Шлейхер возражал, заявляя, что мог бы, став канцлером, обеспечить поддерживаемое нацистами парламентское большинство. Теперь сам Шлейхер настаивал на установлении диктаторского режима, в то время как Папен заверял президента, что сможет склонить Гитлера на сторону правительства, которое получит поддержку рейхстага.

Гинденбург напомнил Шлейхеру, почему он 2 декабря сместил Папена, и сказал, что с тех пор ничего нового не произошло. Поэтому он просит генерала и дальше добиваться поддержки парламента. Шлейхер понял, что партия проиграна. Поняли это и те, кто был посвящен в его тайну. Геббельс, один из этих посвященных, на следующий день записал: «Шлейхера свалят в любой момент так же, как он свалил многих других».

Официальный конец карьеры генерала наступил 29 января, когда он подал президенту прошение об отставке своего кабинета. «Я уже одной ногой в могиле, — заявил Гинденбург обозленному Шлейхеру, — и надеюсь, что мне не придется потом, на небесах, сожалеть о своем решении». «После такой несправедливости, господин президент, я не уверен, что вы действительно попадете на небеса», — парировал Шлейхер и удалился с исторической сцены Германии.

В полдень того же дня президент поручил Папену выяснить возможность формирования нового кабинета во главе с Гитлером на «конституционных основах». Хитрый интриган Папен лелеял надежду вновь стать канцлером и обмануть фюрера, который уже знал о намерении президента поручить ему формирование нового кабинета. Папену удалось привлечь на свою сторону Гугенберга, которому было обещано два места в правительстве. Затем, после новых переговоров с Гитлером было достигнуто соглашение о том, что нацисты кроме должности канцлера получат министерство внутренних дел, а для Геринга будет создано министерство авиации. Но Гитлер внезапно потребовал еще имперский комиссариат по делам Пруссии и прусское МВД, которое дало бы ему контроль над сильной прусской полицией. В довершение всего он заявил о необходимости проведения новых выборов в рейхстаг.

Но, услышав о новых условиях фюрера, Гинденбург опять заколебался и успокоился лишь после того, как его заверили от имени Гитлера, что это будут последние выборы. Принятию решения способствовали распространившиеся к вечеру 29 января слухи о том, будто Шлейхер вместе с начальником войскового управления рейхсвера, генерал-полковником Куртом фон Хаммерштейном, поднимает по тревоге потсдамский гарнизон, чтобы арестовать президента и совершить военный переворот. Гитлер немедленно распорядился держать в полной боевой готовности всех берлинских штурмовиков.

Но лучше всех использовал этот слух, так и неизвестно кем пущенный, завзятый интриган Папен. Он сразу уговорил президента вызвать из Женевы генерала Вернера фон Бломберга (1878–1946), который ранним утром 30 января был приведен к присяге еще до создания нового кабинета в качестве министра рейхсвера и получил указание президента пресекать любые попытки военного путча и оказать всемерную поддержку новому правительству, которое будет создано через несколько часов.

Оставалось последнее препятствие — Гугенберг, который упорно не соглашался с проведением новых выборов, опасаясь вполне возможного поражения своей партии. Его сопротивление было сломлено только в кабинете Мейснера, когда члены намечаемого правительства ожидали их приема президентом, который уже выражал недовольство непонятной задержкой. Лишь когда статс-секретарь с часами в руках объявил, что через пять минут Гинденбург отправится завтракать, дружными усилиями удалось уговорить Гугенберга дать согласие на проведение новых выборов, тем более что Гитлер пообещал не делать никаких персональных изменений в кабинете независимо от результатов выборов. Приведя к присяге этот «кабинет национальной концентрации», Гинденбург распрощался с ним напутственными словами: «А теперь, господа, с Богом за работу!»[198]. Так холодным январским утром закончилась четырнадцатилетняя драма Веймарской республики, хотя тогда вряд ли кто мог предположить, к чему приведет Германию диктатура национал-социализма.

Место Веймара в германской истории

Приход Гитлера к власти означал не только крушение первой немецкой республики. Германия перестала быть конституционно-правовым государством, которым она являлась уже до 1918 г. На вопрос «можно ли было предотвратить катастрофу?» есть много ответов. Так, одной из главных причин победы Гитлера часто называют раскол рабочего движения. Республика покоилась на классовом компромиссе между большинством умеренно настроенных рабочих и буржуазией. Социал-демократы до войны