Поток времени проносился с такой же скоростью, что и раньше, но периодически казалось, что оно даже увеличивается. Стрелки часов уносили меня все дальше от этих двух лет, которые никто уже не возвратит ни мне, ни Славке.

Настала новая реальность – спокойная, прочная и однообразная. Мы одни с Катькой. Асрян сказала, что для меня это должно быть необычно. Непривычное состояние женского одиночества, совершенно незнакомого, потому что всю свою более-менее сознательную женскую жизнь я провела рядом с мужем или Славкой. Я думала, станет трудно. Но нет, ничего сложного и трагичного не было. В моем холостяцком положении оказалось много интересного: появились новые привычки, например, после засыпания Катьки закрыться на кухне, сесть на подоконник, открыть окно и закурить сигаретку. Это было здорово, совершенная свобода и одиночество. Я наблюдала за поздними прохожими, спешащими домой, за соседями, выскочившими из подъезда отнести мусор или выгулять собаку. Все они казались очень разными, но, с другой стороны, совершенно одинаковыми.

Чем ближе были майские каникулы, тем больше меня беспокоило отсутствие вестей от Полины. Если она жива, то это означало лишь одно – ее ад продолжается. Оставалось лишь надеяться, что проблески ясного сознания больше ее не беспокоят. Молиться за кого-то меня отучила моя первая погибшая гинекологическая больная, четко пояснившая своим несчастным концом, что Бога нет.

В конце концов я сама позвонила Свете и получила печальный отчет: живы, все так же немного двигается одна рука и голова, сознание с каждым днем хуже, теперь бывают периоды воя и стонов в течение нескольких часов без перерыва. Правда, под вечер иногда вполне осознанно бормочет о своей первой невестке и внучках, потом опять что-то про меня, а потом опять – то вой, то обрывки бессвязных слов. Про сына она не вспоминает и давно уже его не узнает, так же как и новую жену и внука. Зато зарплата Светы растет пропорционально усилению бесконечных страшных звуков и запаха лежачей больной, который пропитывает все вокруг, несмотря на самый тщательный уход. Болезнь и предчувствие смерти заполнили каждый уголок в доме. От этого невозможно спрятаться. Несколько раз в последний месяц приходила к ним Валентина, но Вербицкая приняла ее за меня, начав рассказывать, какие теперь у нее успехи в выздоровлении, как много она ходит по парку и гуляет с коляской младшей внучки. Валентина долго не выдерживала, снова начинала плакать и уходила.

Под конец разговора Света опять предостерегла меня:

– Елена Андреевна, только ни в коем случае к нам не приходите, даже если он сам позвонит. Я, знаете, столько насмотрелась, как у этих богатеньких крышу рвет. Я сама вам позвоню, как только… ну, вы поняли. Господи, прости, уже скорее бы отмучилась, за что такая кончина ей? Как будто за сыновние грехи платит.

– Спасибо большое, Света. Я, если честно, давно перестала размышлять, кто и за что платит.

– Ну, ждите. Надеюсь, скоро позвоню, господи, прости.

Катерина провела остатки апреля в ожидании майских праздников и поездки на дачу к Асрян. Даже несмотря на предстоящий тур женихов, мне тоже не терпелось попариться в баньке и поесть шашлычка. Я уже грезила, как мы с Иркой завалимся на низенькие кроватки в маленькой чердачной комнате, откроем окошко и потихоньку от всех, ожидая призыва к мясу, выкурим по сигаретке. Ради всего этого можно пережить и нашествие Сашкиных неженатиков.

Катька ждала праздников с нетерпением, и ее дружба с асрянским пацаном крепла каждый день. Иногда меня даже смущало, что исчезли не только разговоры о школьных подружках, но и сами подружки, а также заметно поменялись Катеринины интересы: теперь все, что возбуждало внимание Стаса, возбуждало и Катькино внимание. В их совместной жизни именно он руководил направлением деятельности, и в какой-то момент я поняла: меня это радует. Катька явно оказалась обладателем очень подходящего для женщины характера: она следовала за мужчиной.

На работе месячная норма творчества уже была готова к двадцать четвертому апреля, писалось быстро и легко. Я сильно радовалась обнаруженному полусерьезному отношению к предмету и, перестав страдать достоевщиной, строчила веселые пояснения к картинкам. Перед праздниками оставалось всего лишь съездить последний раз в мою клинику и подбить месячный отчет о нашем плодотворном сотрудничестве. Дело это было гораздо более скучное, чем веселые картинки, и я оттягивала экзекуцию до последнего. Костик знал о тайных муках госпожи Сорокиной и бескорыстно прикрывал мои слабые места. Двадцать пятого апреля с большой радостью Костик получил мои красочные композиции, но буквально через секунду снова потух.

– Лен, надо бы из клиники тоже отчет. У тебя готово? Когда там будешь?

– Планирую завтра. В пятницу точно сдам.

– Ты на прошлой неделе там была?

– Была, но, честно сказать, занималась только презентациями. Я сделаю. Ты же мне давал старые отчеты. Я их перебью – и все.

Костик посмотрел на меня совсем грустно.

– Я вчера с главным врачом созванивался. Поезжай сегодня, он уедет в четверг в Москву. Информация вся у него. Будет ждать.

– Хор.

– Съездишь – позвони.

Вконец измучив головной мозг предвкушением ночной отсидки за отчетом, я с большим трудом взяла себя в руки и поехала в клинику. Всю дорогу я читала мантры о том, что это всего лишь последнее препятствие перед прекрасными выходными, все равно что игра «Ключи от форта Бойярд»: сначала много неприятного, а потом сюрприз. Как же все по-разному! Самое тяжелое дежурство в больнице все равно приносило массу положительных эмоций, даже если падал трупом в шесть утра. А тут несколько часов писанины вгоняют с настоящую депрессию. Парадокс.

До ворот клиники доехала, постаравшись выгнать все неприятные мысли, ведь, в конце концов, прямо сейчас меня ждет довольно эротичный момент: общение с главврачом воспринималось как совершенно приятное событие, если покопаться и признаться честно.

Хорошо, что хоть рядом с кем-то живут настоящие мужчины. Хотя страшно обидно, что не повезло, и, думаю, на самом деле причина невезения во мне. Вот понять бы, в чем же дело, так, может, и не надо устраивать сватовство на даче. А вообще Асрян, наверное, права: я совершенно не в состоянии решить этот вопрос сама. Остается довериться Ирке и попытаться еще хоть на несколько лет сохранить жалкие остатки товарного вида. Не разжиреть, не спиться и не скуриться.

Главный присутствовал в клинике, как и обещал. Увидев меня в коридоре, он замахал рукой в сторону своего кабинета. Внутри царил полумрак, пахло кофе. Заваривание волшебного напитка он осуществлял самостоятельно, и, хоть я мало что понимала в этом кофе, было очень вкусно. Я похвалила его творчество, и мужик тут же расплылся в совершенно детской улыбке.

– Я вам все скинул на флэшку, за март и апрель… С вами Константин не общался?

– Мне уже стыдно перед ним, ведь завтра надо все сдать.

– Ничего, осилите… Так он больше ничего не обсуждал с вами?

– Да нет. А что, должен был?