– Ас-стейнн-ки, – сказал он внятно.

Он стоял на берегу Торсфиорда, посреди родного двора. Низкоенебо летело над головой, цепляясь за чёрные скалы. Пустым и холодным стоялдлинный дом, и дверь скрипуче плакала под порывами ветра, раскачиваясь науцелевшей петле.

А по коньку крыши, медленно взмахивая тяжёлыми крыльями, скарканьем прыгали два ворона. Потом снялись и полетели мимо Хельги, в сторонуморя.

А по серо-стальному от непогоды фиорду шёл к берегу боевойкорабль. Тот самый, на котором старый Виглаф ушёл когда-то в свой последнийпоход.

– Хельги! – донесся с него знакомый голос. –Хельги!

– Иду, – ответил Хельги в сгущавшуюсятемноту. – Иду, отец.

Халльгрим хёвдинг по праву гордился своими людьми. Те ведькогда-то бросились в битву и выкупили его жизнь ценой восьми своих.

За Эрлинга была заплачена всего одна.

Но это была жизнь его брата.

Сколь многие пали в толкотне, измученные ранами! Скольмногих затоптали взбесившиеся кони, поразили случайные стрелы, свалилаусталость… Но лишь смертельнее делалось упорство с той и с другой стороны.

Редела дружина кременецкого князя.

То детский, то боярин валился в истоптанную траву, напитываякровью берег великой Булги. Скоро, скоро заплачет в Беличьей Пади юная внучкакугыжи. Не вернётся к ней Азамат, не подхватит сильными руками, не закружит подвору. Подбитыми крыльями распластались те руки в пыли, в крови, на опалённойземле. Но не доберётся до мерянских лесов отметивший Азамата клинок…

И Бьёрн, сын Можжевельника, хмуро покажет жене триждыпросечённую кольчугу. Чекленер, брат Чекленера, встретил соперника не по силам.Не увидит он своей пятнадцатой весны. Однако не измерят кременецких стен глаза,нацелившие то копьё…

Одному князю ничего не делалось. Да ещё Радогостю сРатибором, следовавшим за ним неотступно. Со всех троих давно оборвали дорогиеплащи, измяли ударами посеребрённые шлемы. Кровь сочилась сквозь железныезвенья кольчуг… Десятки раз воочию вставала перед ними смерть! Но онипродолжали отчаянно и беспощадно жить в своих сёдлах. И кони, под статьседокам, грудью валили встречных.

А совсем рядом беззаботно трещали кузнечики, журчала река,трудились в муравейниках муравьи. И солнце свершало в поднебесье свой извечныйкруг, расстилая в безветренном воздухе послеполуденный покой…

Сколько племён, лишь понаслышке знавших друг друга, сошлосьв этом бою! Вагиры и булгары, хазары и халейги, словене, печенеги, меряне… Ичто бы не жить им всем вместе на просторной и щедрой земле, что могла всехприютить, каждого накормить-одеть?

Халльгрим хёвдинг не видел гибели брата. Только то, чтосила, собранная на помощь булгарам, одерживала-таки победу.

Теперь два редевших войска перемешались окончательно. Каждыйвоин отражал удары и сзади, и спереди, и с боков. Врага от друга отличали с трудом.Видели словенина и халейга из Гудмундовых людей, вместе отбивавшихся от хазар.Тот викинг спутал их с булгарами – немудрено… Видели, как потом они отёрли слиц кровь, оглянулись один на другого, чтобы, может быть, обняться, – иодновременно замахнулись мечами…

Пресветлый хан Кубрат вихрем носился по полю. Давно ужеиззубрилась его упругая сабля, в алый цвет окрасилась дорогая броня. Жестокомстил он за гибель любимого брата! Недолго пришлось храброму Органе ездитьсреди своих. Упал под копыта, закрыв повелителя хана от стрелы, выпущенной вупор!

Чурила Мстиславич дрался неподалёку от Халльгрима. Волчкомвертелся под князем вороной жеребец. Зубами хватал вражеских коней и самихврагов… А тяжёлый меч князя не знал ни усталости, ни отдыха.

Да и не давали передохнуть – наседали мало не со всех сторонвраз… Всякому было лестно если не свалить вождя словен, то хоть скрестить с ниммечи!

А ещё рядом с гарда-конунгом яростно сражался ВидгаХалльгримссон. Потому-то сын Ворона всё оглядывался – мелькает ли ещё длинныйгардский щит, надетый на знакомую руку… Вот и вышло, что он, Халльгрим, первымразглядел троих хазар, устремившихся на Чурилу сзади.

– Торлейв конунг! – крикнул он так, что едвавыдержало горло. Но князь не то не услышал, не то слишком занят был противником…Не обернулся.

Тогда Халльгрим встретил их сам. Всех троих.

Первый из аль-арсиев угодил под страшный северный меч и умервместе с конём, не успев ни защититься, ни понять, что произошло.

Второй, наученный его судьбой, вовремя изготовился для удараи полоснул длинным клинком. Но Халльгрим опередил и его, подставив щит – а щиттот вдвое отяжелел от вонзившихся стрел, – и распластал телохранителя дозатканного золотом седла…

Дико заржал конь и поволок нечто, повисшее на стремени.

Меч Виглафссона застрял в седельной луке, и викинг намгновение замешкался, рванув его на свободу.

Этого оказалось достаточно.

Ибо третьим всадником был Мохо-шад. И его копьё стремительноударило Халльгрима в правое плечо. Беспомощно повисла рука, пальцы выпустилимеч. Мохо вздёрнул коня на дыбы и занёс копьё во второй раз, чтобы пригвоздитьхалейга к земле.

Халльгрим отшвырнул щит и поймал это копьё левой рукой. Ихватил царевича оземь, выдернув его из седла.

Хазарский конь ударил его плечом, и Халльгрим не устоял наногах. Боль ослепила его, на мгновение погрузила во мрак. Но когда он приподнялголову, Мохо-шад был по-прежнему перед ним.

Ему, видно, тоже досталось крепко. По крайней мере встать онуже не мог и полз к Халльгриму на четвереньках, зажав в зубах кинжал. Глаза егосветились.

Подполз… И они сцепились, как два зверя. У Халльгрима одналевая рука, у Мохо – две и кинжал. Раз за разом они перекатывались друг черездруга, рыча от боли и бешенства. Наконец Мохо достал-таки Халльгрима узкимклинком… Но железные пальцы халейга уже нащупали его горло. И держали, сжимаясьв мёртвой хватке всё сильней и сильней, даже после того, как у самогоХалльгрима померкло в глазах…

Так они и остались лежать рядом – в потоптанной, жухлойтраве. Халльгрим не видел, как откуда-то возник над ним спешенный Видга. КакЛютинг сын Вестейна ярла встал с внуком Ворона спиной к спине, не подпускаяврагов. И как потом Лют вскинул руки к лицу и свалился, и Видга остался один.

И рубился, плача от ярости, один против многих, пока мечиконунговой дружины не разогнали хазар…

Битва кончалась.

Израненные победители наконец замечали свои раны. И поодному ковыляли к реке, таща на себе покалеченных друзей.

На берегу ждала помощь. Дед Вышко разрезал окровавленныеодежды, ловко расстёгивал иссечённые брони. Два запыхавшихся отрока вёдрамиподносили воду. Молча, не поднимая глаз, трудился над страшными ранами АбуДжафар Ахмед Ибн Ибрагим. Сосредоточенный Скегги так же молча подавал ему тоострый ножичек, то длинный пинцет. Он ещё сложит песнь о том, как воины стискивализубами собственную руку, давя в груди крик! И о булгарских женщинах, без суетыхлопотавших вокруг. Раз за разом уходили они в ещё гремевшее поле ивозвращались, неся и ведя обессилевших. И горе хазарину, который попадался имживым…