— Пожалуйста, не повторяй мое имя без толку,бессовестная девчонка! Подумать только: среди бела дня, на глазах у всех идетпо улице под руку с нищим! (Последнее слово она выпалила, точно выстрелила имиз духового ружья.)

— Фанни!

— Сказано тебе, не смей повторять мое имя!Слыхано ли что-нибудь подобное! Ты просто задалась целью унижать и позорить насгде только можно. Дрянная девчонка!

— Разве я позорю кого-нибудь тем, что взяласьпроводить этого бедного старичка? — очень тихо спросила Крошка Доррит.

— Да, мисс, — отвечала Фаздни, — и вам самойследовало бы понимать это. Впрочем, вы отлично понимаете; оттого и делаете, чтопонимаете. Для вас нет большего удовольствия, чем унизить свою семьюнапоминанием о ее несчастьях. А второе ваше удовольствие — якшаться с подонкамиобщества. Но если вы не считаетесь с приличиями, то я пока еще с ними считаюсь.Так что позвольте мне перейти на другую сторону улицы и продолжать путьотдельно от вас.

И она упорхнула на противоположный тротуар.Старенький виновник позора, который почтительно держался в некотором отдалении(Крошка Доррит, растерявшись от бурного наскока сестры, выпустила его руку) икоторого нетерпеливо толкали и бранили те, кому он загораживал дорогу, сноваподошел к своей спутнице и спросил:

— Не приключилось ли чего с вашим уважаемымбатюшкой, мисс? Не заболел ли кто из вашего уважаемого семейства?

— Нет, нет, — поторопилась ответить КрошкаДоррит. — Ничего не случилось, благодарю вас. Дайте я вас опять возьму подруку, мистер Нэнди.

Так, продолжая прерванный появлением Фанниразговор, она дошла с ним до тюрьмы и, поздоровавшись с мистером Чивери,дежурившим у ворот, прошла через караульню. Случаю угодно было, чтобы в тусамую минуту, когда они под руку выходили из караульни, к ней приближался совершавшийсвою дневную прогулку Отец Маршалси. Вид этой пары сильно подействовал на егочувства; крайне взволнованный, даже потрясенный — не обращая внимания настарого Нэнди, который, низко поклонившись, замер со шляпой в руке, как всегдав присутствии столь высокой особы, — он круто повернул назад и чуть не бегомбросился к себе домой.

Оставив злополучного старичка, в недобрый часвзятого ею под покровительство, и наспех пообещав ему, что сейчас вернется,Крошка Доррит побежала за отцом и на лестнице столкнулась с Фанни, которая свидом оскорбленного величия тоже поднималась наверх. Все трое вошли в комнатупочти одновременно; Отец Маршалси сразу же опустился в свое кресло, закрыв лицоруками, и испустил глухой стон.

— Еще бы, — сказала Фанни. — Ничегоудивительного. Бедный папочка, как ему тяжело! Теперь, надеюсь, вы убедились вмоей правоте, мисс?

— Что с вами, отец? — воскликнула КрошкаДоррит, склоняясь над ним. — Неужели это я вас огорчила, отец? Нет, нет, неможет быть!

— Вот как, не может быть? Скажите пожалуйста!Ах ты… — Фанни остановилась в поисках достаточно энергичного определения, — ахты маленькая простолюдинка! Истинное дитя тюрьмы!

Отец Маршалси движением руки прекратил этизлые упреки и горестно прошептал, качая головой:

— Эми, я знаю, ты поступила так без дурногоумысла. Но ты ранила меня в самое сердце!

— Без дурного умысла! — вмешалась непримиримаяФанни. — С гнусным умыслом! С отвратительным умыслом! С умыслом унизить семью.

— Отец! — воскликнула Крошка Доррит, побледневи вся дрожа. — Простите меня! Не сердитесь на меня! Только скажите, в чем моявина, чтобы это никогда не повторилось!

— Ах ты маленькая лицемерка! — вскричалаФанни. — Ты прекрасно знаешь, в чем твоя вина. Я сама сказала тебе. И невздумай отпираться, только лишний грех на душу возьмешь.

— Тсс! — остановил ее отец и продолжал,обращаясь к младшей дочери: — Эми! — Тут он несколько раз провел по лицуносовым платком, а затем, судорожно сжав его в кулаке, уронил руку на колени. —Эми! Я делал все, чтобы удержать тебя здесь на некоторой высоте. Я делал все,чтобы сохранить тебе здесь известное положение. Может быть, мне это удалось,может быть, нет. Может быть, ты это оценила, может быть, нет. Не берусь судить.Мне через многое пришлось здесь пройти, кроме одного — унижения. От унижения ябыл, по счастью, избавлен — до этого дня.

Тут судорожно сжатый кулак разжался, и платокснова пропутешествовал к глазам. Крошка Доррит, опустившись перед отцом наколени, смотрела на него с мольбой и раскаянием. Когда очередной приступ горяминовал, почтенный старец снова стиснул платок в руке.

— От унижения я был, по счастью, избавлен доэтого дня. Во всех моих испытаниях меня поддерживало присущее мне — кха —чувство собственного достоинства, и — и уменье окружающих, так сказать, уважатьво мне это чувство. Вот почему я был избавлен от — кха — унижения. Но сегодня,сейчас мне впервые пришлось испытать его в полной мере.

— Еще бы! Иначе и быть не могло! — подхватиланеугомонная Фанни. — Если уж тут красуются перед всеми под ручку с нищим!(Снова выстрел из духового ружья.)

— Отец, дорогой! — вскричала Крошка Доррит. —Я не хочу оправдываться в том, что нанесла вам такой жестокий удар — нет, нет,видит бог, не хочу! — Она заломила руки в безысходном отчаянии. — Я толькопрошу вас, умоляю вас успокоиться и забыть об этом. Но я бы не привела с собойэтого старичка, если б не знала, что вы сами всегда так добры к нему, такласково и приветливо его встречаете — поверьте мне, отец, я бы никогда этого несделала. Пусть я виновата, но это вина невольная. Ни за какие блага мира я быне захотела, чтобы хоть одна слезинка пролилась из ваших глаз, любимый мой,дорогой мой отец! — Сердце у Крошки Доррит готово было разорваться от горя.

Тут Фанни громко всхлипнула, то ли от злости,то ли от раскаяния, и тоже ударилась в слезы, твердя, что хотела бы умереть —пожелание, постоянно высказывавшееся этой молодой особой, когда ее гнев начиналутихать, а досада на других сменялась досадой на себя.

Между тем Отец Маршалси привлек младшую дочь ксебе на грудь и стал гладить ее по голове.