Теперь Лэнгдон понял все. Шлагбаум на въезде; охрана увхода; массивная стальная дверь; автоматические двери внутри, впускающие и тутже закрывающиеся за спиной; головокружение… а теперь эта тесная каменнаякаморка.

— Роберт, — шепотом произнес за спинойСоломон, — иногда, чтобы увидеть свет, достаточно всего лишь сменить уголзрения.

Лэнгдон, растеряв все слова, прилип к стеклу. Взглядпрофессора устремился сквозь ночь и, преодолев почти милю пустоты, опустилсяниже, еще ниже, туда, где во тьме сиял бриллиантовым блеском ослепительно белыйкупол Капитолия.

Никогда еще Лэнгдону не доводилось смотреть на Капитолий подтаким углом — с пятисотпятидесятипятифутовой высоты Египетского обелиска, однойиз достопримечательностей американской столицы. Сегодня впервые в жизни онподнялся на лифте в крохотную смотровую камеру на вершине Монумента Вашингтона.

Роберт Лэнгдон застыл у стеклянного портала, как зачарованныйглядя на раскинувшийся внизу величественный пейзаж. Воспарив на высоте птичьегополета, он получил возможность насладиться самым что ни на есть впечатляющимзрелищем за всю жизнь.

В восточной оконечности Эспланады высился, будто горнаявершина, сияющий купол Капитолия. С двух сторон от него протянулись к Лэнгдонудве цепочки огней — освещенные фасады музеев Смитсоновского комплекса… Светочикультуры, истории, науки и искусства.

Только теперь Лэнгдон, к собственному изумлению, осознал:почти все невероятные аллегории Соломона явили себя в точном соответствии слегендой. «Винтовая лестница… уходящая вниз на сотни футов… под огромнымкамнем…» Прямо над головой профессора, над смотровой камерой, втыкался в небокончик каменной «иглы», и Лэнгдону вспомнился забавный факт, подозрительнохорошо вписывающийся в общую картину. Навершие Монумента Вашингтона весит ровнотридцать три сотни фунтов.

«Снова тридцать три».

Однако еще больше профессор удивился, когда вспомнил, чтосамый пик навершия, самый кончик, увенчан крошечным колпачком из полированногоалюминия — этот металл в свое время ценился выше золота. Сияющий колпачокдостигал в высоту не более фута, совпадая по размеру с масонской пирамидой. Ина нем тоже, как ни странно, имелась гравировка, знаменитое «Laus Deo»…Лэнгдона озарило. «Вот она, подлинная разгадка рисунка с днища каменнойпирамиды».

«Эти семь символов читаются как транслитерация!»

Простейший из шифров.

«Символы — это буквы».

Наугольник — L

Химическое обозначение золота — AU

Греческая «сигма» — S

Греческая «дельта» — D

Алхимическое обозначение ртути — E

Уроборос — O

«Laus Deo», — прошептал Лэнгдон. Известная фраза, впереводе с латыни означающая «слава Богу», красовалась на Монументе Вашингтонав виде изысканной вязи в дюйм высотой.

«У всех на виду… но ее никто не видит».

Laus Deo.

— Слава Богу! — произнес за спиной профессораПитер Соломон, включая в комнате неяркий свет. — Последняя загадкамасонской пирамиды.

Лэнгдон обернулся. И тут же вспомнил, заметив широкую улыбкудруга, что слышал от Питера точно такое же «слава Богу!» еще в библиотекеМасонского храма.

«А я и не догадался…»

У профессора побежали мурашки при мысли о том, как ловколегендарная масонская пирамида привела его сюда, к великому обелиску — символудревней мудрости, — вздымающемуся к небесам в самом сердце столицы.

Зачарованный, Лэнгдон двинулся против часовой стрелки попериметру крошечной смотровой площадки, обходя по очереди все четыре окна.

Северное.

Отсюда прямо по курсу открывался вид на знакомые очертанияБелого дома. Насмотревшись, Лэнгдон устремил взгляд к горизонту, где прямая какстрела Шестнадцатая улица вела на север, к Масонскому храму.

«Я к югу от Хередома».

Он перешел к следующему окну. Обратившись теперь на запад,профессор скользнул взглядом по блестящей глади прямоугольного пруда передМемориалом Линкольна. Прообразом его классическим греческим линиям послужилафинский Парфенон, храм Афины — покровительницы доблестных героев.

«“Annuit coeptis”, — вспомнил Лэнгдон. — Богблагословляет наши деяния».

Последнее окно. С южной стороны на противоположном берегучернильно-темного залива ярким огнем светился в ночи Мемориал Джефферсона.Лэнгдон знал, что его невысокий покатый купол — копия купола Пантеона,обиталища древнеримских богов.

Обойдя всю комнату, Лэнгдон представил виденные когда-тоаэрофотоснимки Эспланады: лучи, расходящиеся крестом от Монумента Вашингтона почетырем сторонам света. «Я нахожусь в средоточии Америки».

Лэнгдон вернулся туда, где стоял Питер. На лице наставникасияла улыбка.

— Что ж, Роберт, осталось главное. Утраченное слово.Оно захоронено здесь. Сюда привела нас масонская пирамида.

Лэнгдон опешил. Про Утраченное слово он уже успел забыть.

— Роберт, более надежного человека, чем ты, я не знаю.И после сегодняшних событий, думаю, ты заслужил полное право посмотреть на то,из-за чего все началось. Утраченное слово, в полном соответствии с легендой,хранится у подножия винтовой лестницы. — Он показал на жерло уходящей внизшахты.

Профессор, уже начавший было обретать твердую почву подногами, снова пришел в замешательство.

Питер тем временем запустил руку в карман и вытащилнебольшой предмет.

— Помнишь?

Лэнгдон увидел каменную шкатулку, ту самую, которую Соломонкогда-то вручил ему на хранение.

— Да… Только, боюсь, хранитель из меня неважныйполучился.

Соломон усмехнулся:

— Как знать. Возможно, ей просто пришло время увидетьбелый свет.

Лэнгдон смотрел на шкатулку, не понимая, зачем Питер сноваотдает ему этот каменный кубик.

— Что она тебе напоминает? — поинтересовалсяПитер.

Увидев знакомое 1514, профессор вспомнил свое первоевпечатление, возникшее, когда Кэтрин преобразовала шкатулку.

— Краеугольный камень.

— Точно! — согласился Питер. — А теперьнесколько любопытных фактов о краеугольных камнях, которые наверняка даже тебенеизвестны. Во-первых, сам принцип закладки такого камня берет начало в ВетхомЗавете.