– Будущее оставим будущему, – закончил Мастер. – А сейчас праздник, и довольно разговоров!

* * *

В этой оргии нелюди Друст вдруг почувствовал невероятную пустоту. Так бывает на веселом пиру, когда эль льется, гости гомонят, истошно орут волынки… а на душе тоска.

И посреди развеселой толпы ты – один.

Здесь лился не эль, но заклятия. Здесь можно было ухватить рукой молнию, свить в кольцо и бросить… куда-нибудь. Можно было обернуться кем угодно. Прекрасное и отвратительное смешалось в этом хороводе, крошечные пикси сменялись хохочущими исполинами, горделивые как короли сидхи – уродливыми существами, крадущими детей из колыбелей… Смешалось настоящее и прошлое – он, Друст, то ли скачет сейчас среди волков Седого, то ли год назад мчит с Эссилт на спине, то ли это вообще та страшная буря, отнявшая у него отца… вокруг морские валы, выше небес, выше всего на свете… нет, это скалы! ловушка, тупик – и у всех утесов одно и то же лицо…

Я не хочу! Не хочу!! – кричит маленький Друст, когда в жестоких руках волн гибнет его отец.

Я не хочу…

Не хочу…

Он очнулся на поляне Муррея. Лес охал и свистел на все голоса, но это хотя бы был лес, а не бездна мироздания. Это была хоть и нелюдская, но реальность.

Друст перевел дыхание, откинул волосы с лица.

Он не хотел оставаться один, вслушался в лес: кто сейчас здесь? Шушукающаяся в траве мелкая нелюдь его не интересовала, существа чащоб – тем более… кто здесь из Высоких?

Воин просиял: здесь была она! Она отринула безумство оргии в нигде ради любви! Ради едва ни последней ночи любви перед ее долгим зимним сном.

Друст рванул вперед. Дорог он не видел, да они были и не нужны сейчас. Он чувствовал волну желания, охватившую Риэнис, ощущал ее страсть так, будто она ласкала его, нетерпеливо требуя: «Я жду тебя!»

Он мчался к ней, к своей Королеве, к своей единственной (так и только так!) любви…

– Мой милый… Мой единственный… Лучший, самый лучший…

– Да, да, да…

Ему не до разговоров: безумство Самайна разгорячило его сильнее огней Бельтана, вожделение жжет его чресла, и он берет ее – грубо, жадно, как хищник рвет добычу.

Она изгибается в экстазе, стонет – нет, кричит, а он, не помня себя от страсти, не замечает, как сменил облик – и он уже рычит и едва не царапает когтями ее тело.

Друст замер, будто налетев на стену.

Этого не могло быть.

Но это – было.

Риэнис, не осознавая ничего вокруг, отдавалась огромному белому волку.

Седому волку.

Седому.

– И куда ты бежишь, не разбирая дороги? – осведомился Араун.

– Она… он… она – с Седым! – выпалил Друст.

– Ну да, – равнодушно ответил Король Аннуина.

– Она – с ним! Ты понимаешь: с ним!

– Не понимаю, – пожал плечами тот. – Они были вместе, когда я еще не родился. Они были вместе дольше, чем существует Прайден. Они были вместе всегда.

– Всегда?.. – переспросил Друст, разом растеряв свою ярость. – Всегда? Значит, он лгал мне? Лгал с самого начала?

– Седой лгал тебе? – вот тут Араун удивился. – Как, когда?

– Он знал, что я люблю ее, – и молчал!

– Так лгал – или молчал?

– Молчание еще хуже лжи!

– Интересно, что, по-твоему, он должен был тебе сказать? – осведомился Араун.

– Что она его… его…

Сказать «возлюбленная» – не получалось, «любовница» – тем более. Почему-то на языке вертелось совершенно неподходящее слово «жена»…

И только сейчас Друст осознал, кто перед ним.

– Скажем так, она – мать его детей, – с улыбкой произнес Араун.

– Ты… ты знал? И ты это терпишь?!

– А почему нет?

– Но она твоя жена!

– Друст, ты, похоже, всё время забываешь, что мы – не люди. Мы даже не боги. В нас еще меньше человеческого, чем в богах. Разве что облик – да и то… – он покачал рогатой головой. – Знаешь, червяк тоже может застыть как веточка, но он же от этого не становится частью дерева. А тебя послушать – так я должен сходить с ума от ревности только потому, что Риэнис делит плотскую любовь с Седым, а не со мной.

– Но…

– Еще немного, и ты спросишь меня, в каком платье она была на нашей свадьбе и какие яства подавали к столу.

– У вас не было свадьбы?..

Араун расхохотался, запрокидывая рога:

– Наивное человеческое дитя! Для Стихий брак – это слияние Силы. Если говорить твоим языком, мы с Риэнис все эти тысячелетия пребываем в том, что вы, люди, называете соитием. И при чем тут ее плотские игры с Седым? Одним белым волчонком больше…

– Но я люблю ее!

– Люби. Разве тебе кто-нибудь мешает?

– Но она…

– Любит тебя. И Седого. И многих Летних Королей – и которые были, и которые будут. Так человек любит яблоки, но это не мешает ему любить груши. И мясо.

– Мы все для нее – лишь лакомство?!

– Дитя, дитя… ты столько прожил в Муррее – и так ничего и не понял. Риэнис – это жизнь земли всего Прайдена. Если земля будет принимать в себя одно-единственное семя, то вы, люди, умрете с голоду.

– И сколько… сколько же у нее любовников?

– Не знаю. Мне это не интересно.

– Но я должен знать!

– Зачем? – пожал плечами Араун.

– Я люблю ее!! Она – моя!

Друст осекся, поняв, кому он это говорит.

– Дитя, дитя, – улыбнулся Король Аннуина. – Наивное человеческое дитя.

* * *

…Как спустя много веков скажет большой любитель полетов сквозь ничто (он в этот Самайн был еще очень юн) – праздничную ночь можно и растянуть.

Сархад, заточенный века назад, стремился за один раз наверстать всю упущенную тысячу Самайнов, – и кажется, действительно что-то сотворил со временем. Слишком уж много всего произошло за одну-единственную ночь…

Свобода!

Бешеный порыв ночного ветра словно швырнул им в лицо черноту. Вихрь ночных листьев – словно злые, голодные, жадные существа.

Эссилт стало страшно, она вцепилась в руку Сархада, а тот вдруг расхохотался, радостно и дико, топнул ногой – и взмыл в воздух, сжимая за плечи свою королеву.

Мимо них, с гоготом, уханьем, визгом или боевыми кличами неслись… Эссилт едва успевала разглядеть в темноте облик этих существ. Только стаю волков она узнала, да их огромного белого вожака.

Черный ветер, сбивающий в колтун волосы, мрак вокруг, вопли летящей нечисти и пальцы – нет, когти! – Сархада, впивающиеся ей в плечи… Эссилт уже не боялась: страх остался там, внизу, на земле, в мире, где хоть как-то было место человеческим существам. Здесь, в Бездне вечных вихрей, оставалось лишь одно: довериться Сархаду.