Она уже знала, что, если не считать водителя грузовика,Майкл пострадал серьезнее всех. Мальчишка Эйвери отделался несколькимипереломами, но он был в сознании, и уже после полудня отец отвез его в Бостонна машине «Скорой помощи». У Бена были сломаны рука, голень, бедро и ключица,но его жизни ничто не угрожало, и никто не сомневался, что он быстро оправитсяот травм. Девчонка… Что ж, она сама была во всем виновата. Незачем ей было…

Марион бросила сигарету на линолеум и раздавила ногой. Сдевчонкой тоже все обойдется. Жить, во всяком случае, она будет. Правда, вовремя столкновения серьезно пострадало ее лицо, но если как следует подумать,то это даже кстати…

Несколько мгновений Марион сражалась со своим гневом игоречью, пытаясь вызвать в себе хоть каплю христианского сострадания к молодойдевушке, которая теперь на всю жизнь останется изуродованной. Делала она это,однако, вовсе не из добросердечия, а из лицемерного страха перед высшимисилами, которые могли наказать ее за подобные мысли и отнять у нее Майкла. Это,конечно, было чистой воды суеверием, поскольку Марион почти не верила в бога,но из этого все равно ничего не вышло. Она продолжала ненавидеть Нэнси всейдушой.

— Я, кажется, велел тебе отдыхать! — произнесрядом с ней сердитый голос, и Марион быстро обернулась.

На ее лице появилась усталая улыбка — доктор Викфилд, илипопросту Вик, был личным врачом Марион; он пользовал ее на протяжении многихлет и был хорошо осведомлен о состоянии здоровья своей богатой пациентки.

— Ты что, никогда не слушаешь, что тебе говорят,Марион?

— Нет, особенно если я этого не хочу. Что там сМайклом? Есть какие-нибудь новости?

И, озабоченно нахмурившись, она полезла за новой сигаретой.

— Да и куришь ты многовато. — Доктор Викфилднеодобрительно хмыкнул. — Что касается Майкла, то я только что егопосмотрел. Состояние стабильное, и я уверен, что он выкарабкается, надо толькодать ему время. То, что случилось, было серьезной встряской для всего егоорганизма, но…

— Я тоже подверглась серьезной встряске, когда узналаоб аварии. — Марион немного помолчала, вертя в пальцах незажженнуюсигарету, и врач сочувственно кивнул. — Ты уверен, что не будет никакихпоследствий в смысле… — Она запнулась, потом тряхнула головой и решительнозакончила:

— Я имею в виду сотрясение мозга, Вик. Я должна знатьправду.

Викфилд потрепал Марион по руке и уселся на подоконник рядомс ней. Городок за их спинами купался в последних лучах солнца и был так красив,что его можно было снимать для пасхальных открыток.

— Я уже говорил тебе, Марион, что, насколько этоизвестно современной медицине, для мальчика все должно пройти бесследно. Многоезависит от того, как долго он будет оставаться в коме. Но я пока не вижуникаких оснований для беспокойства.

— И все равно я боюсь, Вик…

Эти простые слова были так нехарактерны для Марион, что врачудивленно вскинул на нее глаза. Только сейчас ему открылись такие стороныхарактера его пациентки, о существовании которых он даже не догадывался.

Марион выдержала его взгляд.

— Что с девчонкой? — спросила она, зажигаясигарету и глубоко затягиваясь, и Викфилд машинально кивнул. Перед ним сновабыла та Марион, которую он хорошо знал — сильная, жесткая, решительная, незнающая ни страха, ни сомнений.

— Да, в общем-то, ничего серьезного. — Викфилдпожал плечами. — Она в сознании, но… Мы мало что можем для нее сделать. Унее легкий ушиб головы; со временем она, безусловно, оправится, но ускоритьэтот процесс мы не можем и не должны. Что касается ее лица, то тут дело намногосложнее. В стране есть только один или два человека, которые смогли бы провестивосстановительную операцию подобной сложности. От лица практически ничего неосталось: кости раздроблены, нервы и мускулы превратились в лохмотья, а глазауцелели только чудом.

— Зато она сможет увидеть, какой она стала! Эти словабыли сказаны таким тоном, что доктор Викфилд с осуждением взглянул на нее.

— За рулем был Майкл, — напомнил он, но Марионтолько кивнула.

Она не считала нужным посвящать врача в подоплеку своегоотношения к Нэнси Макаллистер. В том, что случилось с ней и с Майклом, былавиновата только она сама, и больше никто.

— Что с ней будет, если не проводить восстановительнойоперации? Она будет жить?

— К несчастью, да. Только это будет уже не жизнь.Нельзя взять двадцатилетнюю девушку, превратить ее в чудовище и ждать, что онасумеет к этому привыкнуть. Ни один человек не способен на такое. Кстати, онабыла красива до того, как?..

— Думаю, да. Я не знаю, мы никогда невстречались. — От слов Марион веяло холодом, да и в глазах застыл вечныйантарктический лед.

— Понятно. Тогда в любом случае ей придется тяжко.Кое-что ей, конечно, сделают здесь, в больнице, но на многое рассчитывать неприходится. У нее есть средства?

— Никаких. — В устах Марион это слово прозвучалокак ругательство. «Нет денег» — для нее это был худший из пороков.

— Тогда никакого выхода у девочки нет. Хирурги, которыеделают такие операции, отнюдь не склонны к благотворительности.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного?

— Да, я знаю несколько имен. Собственно говоря,гарантированно справиться с такой работой могут только двое. Самый лучшийспециалист живет во Фриско… — В сердце Викфилда вспыхнула слабая искорканадежды. Со своими деньгами Марион Хиллард могла бы… — Его зовут ПитерГрегсон, — торопливо продолжил он. — Я познакомился с ним нескольколет назад, и, должен сказать откровенно, это человек удивительный во всехотношениях.

— Он может сделать это?

Викфилд почувствовал прилив признательности к этой женщине.Ему даже захотелось выразить свою благодарность, но он не решился.

— С моей точки зрения, — сказал он, — Питер —единственный человек, который способен справиться с этой работой хорошо. Бытьможет, есть и другие, но я их не знаю. Если хочешь, я могу позвонить ему прямосейчас. Что скажешь?

Тут он поймал на себе холодный, сосредоточенный взглядМарион и чуть не прикусил язык. Интересно, что у нее на уме, задумался Викфилд,чувствуя, как его восхищение на глазах тает, уступая место ощущению,подозрительно похожему на страх.

— Когда я приму решение, я дам тебе знать.

— Вот и отлично. — Викфилд кивнул и, бросив взглядна часы, соскочил с подоконника. — А сейчас я хочу, чтобы ты спустиласьвниз и как следует отдохнула. Я говорю совершенно серьезно, Марион. В концеконцов, я твой лечащий врач, и…

— Я знаю. — Она одарила его холодной, чуточкунапряженной улыбкой. — Но я никуда не пойду, и ты это прекрасно знаешь. Ядолжна быть с Майклом.

— Ты серьезно решила вогнать себя в гроб? Марионпокачала головой: