что застал неприятеля в ходе сосредоточения и может причинить ему большие неприятности. Донесения с правого крыла от Сульта и Нея сообщали, что перед ними никого нет, и они едва заметили несколько подразделений кавалерии, удалившихся при их приближении. Напротив, известия с левого крыла сообщали о корпусе в Заальфельде, с которым Ланну предстояло столкнуться 10-го, на следующий день. Наполеон сделал вывод, что неприятель отступает к Заале и оставляет открытой большую Дрезденскую дорогу. Он решил вступить на нее лишь после того, как побьет пруссаков, независимо от того, выйдут ли они ему навстречу, чтобы преградить путь, или придется искать их за обрывистыми берегами Заале.

Князь Гогенлоэ, по-прежнему убежденный, что он один разгадал планы Наполеона и придумал настоящее средство их расстроить, витал среди тысячи разнообразных дум. То он склонялся к тому, чтобы выполнить приказы герцога Брауншвейгского и перейти обратно через Заале, то принимал безумное решение выдвинуться к Миттель-Пёльницу, чтобы дать сражение там. В результате он отдавал своим войскам, мало приспособленным для маршей, нагруженным обозами и плохо обеспеченным пищей, приказы и контрприказы, которые повергали их в отчаяние.

Принц Людвиг, горя нетерпением повстречаться с французами и желая любой ценой сделаться авангардом прусской армии, добился, чтобы его оставили в Заальфельде, где он был уже утром 10 октября.

Именно у этого пункта должна была оказаться левая французская колонна сразу по выходе из Графенталя. Дойдя до Графенталя 9-го, Ланн утром 10-го направился на Заальфельд. Он прибыл туда очень рано. Лесистые откосы, окаймляющие Заале, в этом месте удаляются от ее русла, оставив на берегу болотистую равнину, посреди которой и возвышается небольшой городок Заальфельд. Подойдя к периметру высот, с которых начинается спуск к Заальфельду, Ланн заметил перед городом корпус принца Людвига в 7 тысяч пехотинцев и 2 тысячи всадников. Принц занимал непригодную для боя позицию. Его левый фланг, состоящий из пехоты, опирался на город и реку, а правый фланг, состоящий из кавалерии, простирался на равнине. Прямо над ним нависали высоты, откуда французская артиллерия могла обстреливать его картечью, а позади него протекал заболоченный ручей Шварц, который довольно трудно перейти. Таким образом, отступление принца было обеспечено весьма дурно.

У Ланна не было еще под рукой ни корпуса Ожеро, ни даже целиком его собственного корпуса. Его силы сводились к дивизии Сюше и двум полкам легкой кавалерии, 9-му и 10-му гусарским. Тем не менее он тотчас начал атаку. Прежде всего он расположил свою артиллерию на высотах, доминирующих над позициями принца Людвига, и принялся интенсивно их обстреливать. Затем он бросил на свой левый фланг часть дивизии Сюше, с приказом обойти вдоль леса, венчающего высоты, правый фланг принца Людвига и спуститься на берега Шварца. Это движение тотчас было выполнено. В то время как артиллерия, поставленная перед фронтом пруссаков, истребляла их, французские стрелки, пробравшись сквозь лес, открыли по ним смертоносной точности огонь с тылу. Тогда Ланн приказал основной массе пехоты спуститься на равнину и оттеснить неприятельскую пехоту. Даже если бы принц Людвиг и имел какой-нибудь военный опыт, которого у него не было, в таком положении он не мог бы принять никакого верного решения. Он бросился к своей пехоте, дабы выдержать удар дивизии Сюше, но после доблестных усилий, достойных лучшего применения, увидел, что его батальоны прорваны и в беспорядке отброшены к стенам Заальфельда. В полной растерянности принц кинулся к кавалерии, чтобы атаковать два гусарских полка, сопровождавших французских стрелков. Он атаковал их со всей стремительностью, и ему даже удалось поначалу их оттеснить. Но вновь соединившись и двинувшись вперед, французы прорвали его многочисленную кавалерию и преследовали ее с таким пылом, что она в беспорядке устремилась в болота Шварца.

Принц, облаченный в блестящий мундир и украшенный всеми своими наградами, вел себя в схватке с мужеством, сообразным его рождению и характеру. Рядом с ним были убиты двое его адъютантов. Вскоре окруженный, он пытался прорваться, но его лошадь увязла в грязи, и он был вынужден остановиться. Какой-то сержант из 10-го гусарского, думая, что имеет дело с офицером высокого звания, но никак не с принцем королевской крови, бросился к нему с криком: «Сдавайтесь, генерал!» Принц отвечал на это требование ударом сабли. Тогда сержант, пронзив ему саблей грудь, скинул его с лошади. Тело принца, который был, наконец, узнан, со всеми почестями, сообразными его рангу и мундиру, отвезли в город Заальфельд. Прусские и саксонские войска, ибо тут находились и те, и другие, лишившись предводителя и запертые в опасном месте, разбежались кто куда, оставив двадцать орудий, четыреста раненых и убитых и тысячу пленных.

Таково было начало кампании. Первые удары войны, сказал на следующий день Наполеон в дежурном бюллетене, убили одного из ее авторов. Все находились так близко друг к другу, что Наполеон в Шлейце слышал пушки Заальфельда, которые князь Гогенлоэ слышал, в свою очередь, на высотах Миттель-Пёльница, а великая прусская армия – на позициях у Йены. От этих далеких раскатов, как от сигнала, возвещавшего трагические события, содрогались все здравомыслящие люди в прусской армии.

Наполеон, различив место, откуда исходили взрывы, послал подкрепление Ланну и несколько офицеров за новостями. Князь Гогенлоэ, всё еще верхом, не отдавал никаких приказов и только расспрашивал всех приходящих и уходящих о том, что происходит. Печальное зрелище представляла подобная посредственность в войне с таким гением!

Несколько часов спустя беглецы известили обе армии о результатах первого столкновения и трагическом конце принца Людвига, весьма достойном его жизни и в отношении неосторожности, и в отношении храбрости.

Растерянность воцарилась от Заальфельда до Йены и Веймара. Князь Гогенлоэ, своими глазами увидев уныние, завладевшее войсками генерала Тауенцина, по прибытии в Йену разослал во все концы приказ вернуться к Заале, дабы прикрыться этой рекой, если после стольких противоречивых движений еще можно было надеяться прибыть туда вовремя! Это был третий контрприказ, отданный несчастным солдатам, которые уже не понимали, чего от них хотят, и не привыкли, как французы, делать по нескольку маршей в день, питаясь тем, что раздобудут на марше.

Узнав о бое в Заальфельде и поспешив, по мере выхода войск из ущелий, привести свои крылья к центру, Наполеон приказал Ланну не спускаться по Заале, что могло его чрезмерно удалить от него и приблизить к неприятелю, а сделать движение вправо и передвинуться к городу Ауме, где была установлена штаб-квартира. Ожеро должен был заполнить зазор между Заале и корпусом Ланна. Предписав своему правому крылу то же движение сосредоточения, Наполеон направил Сульта на Вайду и Геру и призвал Нея занять Ауму, когда оттуда уедет штаб-квартира. Таким образом, он