нужно следовать течению Рейна до Везеля, перейди его и двигаться через Вестфалию и Ганновер, оставляя горы справа, а море слева. Таким образом проходят в обратном порядке Эмс, Везер и, наконец, Эльбу, ставшую в этой части своего течения одной из самых многоводных рек Европы.

Из всех способов попасть на северную равнину Наполеон выбрал первый путь, ведущий от истоков Майна к истокам Заале через ущелья Франконии.

Причины его выбора были глубоки. Прежде всего, войска Наполеона находились в Верхней Франконии, и, передвигая их к северу, чтобы добраться до Вестфалии, ему пришлось бы проделать двойной, а то и тройной путь, и разоблачить свое движение одной только его протяженностью. Независимо от длины и значительности маршрута, он повстречал бы на своем пути Эмс, Везер, Эльбу и был бы вынужден переправляться через них в нижней части течения, где они становятся грозными препятствиями. Эти доводы оставляли выбор лишь между двумя решениями: либо идти по центральной германской дороге через Франкфурт, Ганау, Фульду, Готу и Веймар слева от Тюрингского леса; либо подняться по Майну до его истоков и перейти в долину Заале, что означало обойти Тюрингский лес справа. Второй из этих путей был намного предпочтительней для общего плана Наполеона и его военной системы. Чем больше он забирал вправо, тем больше у него было шансов обойти левый фланг пруссаков, опередить их на Эльбе, отделить от Саксонии, лишив их ее ресурсов и солдат, перейти Эльбу в верхней части течения, где она легче всего для перехода, завладеть Берлином и, наконец, опередить пруссаков на Одере, откуда к ним могла подоспеть помощь русских. Достигнув этой цели, Наполеон совершил бы нечто подобное тому, что совершил годом ранее, обойдя австрийского генерала Мака, изолировав его от русских армий, разрезав надвое силы коалиции и разбив их затем по очереди. Следственно, главной задачей было оказаться первым на Эльбе и первым на Одере. Для этой цели верным путем были ущелья, ведущие из Франконии в Саксонию справа от Тюрингского леса, не говоря уже о том, что именно туда были передвинуты все его войска и ему оставалось только двинуться с места, чтобы начать действовать.

Но для верности Наполеон постарался посеять у пруссаков сомнения относительно его подлинных планов и убедить их в том, что он двинется через Фульду, Эйзенах и Веймар, то есть по центральной германской дороге, проходящей слева от Тюрингского леса. С этой целью часть своего левого крыла, состоящую из пятого и седьмого корпусов под командованием Ланна и Ожеро, Наполеон поместил у Кёнигсхофена и Хильдбургхаузена на Верре, внушая всем мысль о том, что собирается двинуться в Верхний Гессен. Дивизия Дюпона отсылалась в Нижний Рейн для занятия Великого герцогства Бергского, но при приближении войны была приведена к Майнцу и Франкфурту. Это движение слева направо заставляло верить, что атака произойдет либо через Фульду, либо через Франконию, либо слева, либо справа от Тюрингского леса. Но какой из двух путей предпочтет Наполеон, было неизвестно, и эти сомнения он с бесконечной тщательностью поддерживал в умах прусских генералов.

Невозможно представить себе волнение, царившее среди этих несчастных. Все они собрались в Эрфурте, по другую сторону Тюрингского леса, вместе с министрами, королем, королевой и двором, обсуждая в трудноописуемом смятении умов создавшееся положение. Прусские силы, собранные со всех военных округов, были затем сведены в две армии: в окрестностях Магдебурга под командованием герцога Брауншвейгского и в окрестностях Дрездена под командованием князя Гогенлоэ. Главная армия, передвинутая из Магдебурга в Наумбург, а затем в Веймар и Эрфурт, находилась за Тюрингским лесом, прикрытая им с фронта, а обрывистыми берегами Заале – с левого фланга. Герцог Веймарский, с сильным подразделением легких войск, находился в самом лесу и производил разведку по ту его сторону. Генерал Рюхель с вестфальскими войсками формировал правый фланг армии. Численность главной армии вместе с корпусом генерала Рюхеля можно было оценить в 93 тысячи человек.

Вторая армия, организованная в Силезии, была направлена к Саксонии, дабы привлечь, убеждением и страхом, несчастного курфюрста, у которого не было ни интереса, ни склонности к войне. После многих колебаний он обещал предоставить пруссакам 20 тысяч саксонцев и Дрезденский мост, при условии, что Саксонию прикроет одна из двух действующих армий. Саксонские войска еще не были готовы и заставляли ждать князя Гогенлоэ, который медленно поднимался по Заале, чтобы занять позицию у ущелий, ведущих из Франконии в Саксонию, напротив французских войск. Прусский контингент Байройта под командованием генерала Тауенцина отошел на Шлейц, навстречу французам, образовав таким образом авангард князя Гогенлоэ. Армия последнего, вместе с 20 тысячами саксонцев, составляла более чем 50 тысяч человек.

Таковы были две прусские армии. Из резервов имелся корпус в Магдебурге примерно в 15 тысяч человек, под командованием одного из принцев Вюртембергских, поссорившегося со своей семьей. К перечню следует прибавить гарнизоны крепостей Одера и Вислы, доходившие примерно до 25 тысяч человек. Таким образом, пруссаки, включая саксонскую армию, располагали не более чем 180–185 тысячами солдат, а в составе собственных ресурсов – не более чем 160–165 тысячами.

Главнокомандующим на этой войне король назначил герцога Брауншвейгского, из почтения к старой славе этого ученика и племянника Фридриха Великого. Бывают устоявшиеся репутации, которым порой предназначено губить империи. В самом деле, им не могут отказать в командовании, а когда его им вручают, публика, замечая под покровом славы неспособность, осуждает выбор, который сама навязала, и делает его еще более тягостным, критикой ставя под сомнение моральный авторитет командования, без которого его власть – ничто. Именно это происходило с герцогом Брауншвейгским. Пруссаки широко сожалели о его назначении и выражали свои сожаления с беспримерной смелостью. Герцог, одаренный обширным умом, каким не всегда обладают люди, чья слава превысила их заслуги, считал себя негодным к активным боевым действиям того времени. Он принял командование по старческой слабости, чтобы не отдать его соперникам, и чувствовал себя весьма удрученным этим бременем. Судя о других столь же верно, как о самом себе, он по заслугам оценивал безумство двора и молодой военной знати и был им напуган не менее, чем собственной неспособностью.

Рядом с герцогом Брауншвейгским находился другой обломок времен Фридриха, старый маршал Мёллендорф, также обремененный годами, но скромный, преданный, не имеющий никакого влияния и призванный лишь высказывать мнения, ибо король, неуверенный во всём, не осмеливаясь ни принять командование, ни доверить его полностью другому, требовал обсуждения каждого решения и каждого приказа, прежде чем дозволять его исполнение.

К слабости стариков присоединялись амбиции молодежи, убежденной, что ей одной принадлежит талант и право вести войну. Главным в ее кругу был князь