Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти шесть корпусов, вместе с кавалерийским резервом, представляли не менее 170 тысяч солдат. Добавив к ним гвардию, отборные войска, генеральные штабы и резервный парк, можно сказать, что Великая армия доходила примерно до 190 тысяч человек. Следовало ожидать, что в первые дни она еще не соберется вся целиком, ибо ожидалось прибытие только пешей гвардии. Но для начала войны с избытком хватало и 170 тысяч. Корпуса состояли из тех же дивизий, тех же бригад и тех же полков, что в последней кампании: весьма благоразумное положение, ибо солдаты и офицеры стали узнавать друг друга и доверять друг другу. Что до общей организации, она осталась прежней – такой, какая пришла на смену организации Рейнской армии и в превосходстве которой Наполеон убедился во время Австрийской кампании, первой из всех, где 200 тысяч человек двигались под единым командованием. Армия по-прежнему делилась на корпуса, полностью укомплектованные пехотой и артиллерией, но из кавалерии обладавшие только небольшим числом егерей и гусар, необходимых для охраны. Основная часть кавалерии была по-прежнему сосредоточена у Мюрата и подчинялась непосредственно Наполеону, по причинам, о которых мы упоминали. Гвардия и отборные роты формировали общий резерв всех видов вооружений, никогда не покидавший Наполеона и двигавшийся рядом с ним, но не для его личной охраны, а чтобы быстрее подчиняться его приказам.
Приказы к выдвижению отдали таким образом, чтобы они были выполнены в первые дни октября. Наполеон предписал маршалам Нею и Сульту соединиться в Байройте, чтобы сформировать правый фланг армии; маршалам Даву и Бернадотту соединиться вокруг Бамберга, чтобы сформировать ее центр; маршалам Ланну и Ожеро соединиться в окрестностях Кобурга, чтобы сформировать левый фланг. Наполеон сосредоточивал таким образом свои силы у границ Саксонии, в военных целях, масштабы и глубину которых мы вскоре оценим. Мюрат получил приказ собрать кавалерию в Вюрцбурге. Пешая гвардия, перевезенная за шесть дней на Рейн, выдвигалась в тот же пункт. Все эти корпуса должны были прибыть на места 3–4 октября. Им было недвусмысленно рекомендовано не переступать границ Саксонии.
Поскольку и для обеспечения безопасности Империи, и для ведения активной войны всё было подготовлено, Наполеон решил покинуть Париж. Ничего нового в отношениях с Пруссией так и не произошло. Посланник Лафоре хранил молчание, предписанное Наполеоном, но сообщал, что, поскольку король отбыл в армию, не остается более надежды предупредить войну, если только оба монарха, находящиеся теперь в своих штаб-квартирах, не вступят друг с другом в прямые объяснения, которые положат конец прискорбному недоразумению и удовлетворят гордость обоих правительств. К несчастью, на подобные объяснения почти не приходилось рассчитывать. Донесения с севера сообщали, что Россия спешит ответить на пожелания Пруссии и всецело занята подготовкой войск. Австрия пребывала в упадке сил, была исполнена горечи в отношении Пруссии и могла стать опасной для Франции только в случае крупной неудачи. Что до Англии, партия войны, восторжествовавшая в ней после смерти Фокса, резюмировала свои требования в неприемлемых предложениях, таких как уступка Балеарских островов, Сицилии и Далмации неаполитанским Бурбонам, то есть самим англичанам. Эти предложения методически и в наивном неведении намерений собственного кабинета выдвигал лорд Лодердейл, искренний друг мира. Наполеон не пожелал резко отсылать его, но велел отправить ему ответ, равнозначный отзыву паспортов. Затем он предписал Сенату сделать заявление, в котором должны были описать долгие переговоры Франции с Пруссией и печальное их заключение. Тем не менее он приказал отложить это заявление до той минуты, когда война между двумя дворами станет неизбежной.
Поскольку требовалось указать причину отъезда из Парижа, Наполеон велел объявить, что в минуту, когда северные державы занимают угрожающее положение, он считает необходимым возглавить армию, дабы быть в состоянии справиться с любыми событиями. Он созвал последний совет для разъяснения сановникам Империи их обязанностей и ролей в различных случаях. Камбасерес, которому Наполеон всецело доверял, даже когда в Париже оставались его братья Луи и Жозеф, получил его доверие в еще большей степени, когда там не осталось ни одного из принцев. Наполеон вверил ему самые широкие полномочия в качестве председателя Сената, председателя Государственного совета, председателя Совета Империи. Жюно, один из самых преданных Наполеону людей, получил командование войсками, расквартированными в столице.
Наполеон отбыл в ночь с 24 на 25 сентября, в сопровождении императрицы и Талейрана, остановился на несколько часов в Меце, чтобы осмотреть крепость, и направился в Майнц, куда прибыл 28-го. В этом городе он узнал, что курьер из Берлина с последними объяснениями прусского двора разминулся с ним и продолжил двигаться в Париж. Так что окончательные разъяснения Наполеон мог теперь получить, только двигаясь вперед.
В Майнце он встретился с маршалом Келлерманом, надзирающим за организацией сборных пунктов, и с маршалом Мортье, командующим восьмым корпусом, и вновь объяснил им их задачи в случае начала военных действий. Затем Наполеон отослал свой гражданский двор, оставив при себе только двор военный, и не смог удержаться от минутного волнения при виде слез Жозефины: хоть и уверенный в себе, он в конце концов и сам уступил всеобщей тревоге, которую порождала вокруг него перспектива долгой войны на севере, в отдаленных странах, против новых народов. Поэтому он не без печали расстался с Жозефиной и Талейраном и выдвинулся за Рейн, вскоре отвлекшись от того рода волнений, которые охотно изгонял из сердца и еще охотнее со своего властного и спокойного лица.
Множество генералов и германских принцев ожидали его в Вюрцбурге, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Первым среди них был новый герцог Вюрцбургский [Фердинанд III], владелец и государь города. Этот принц, которого Наполеон знал еще в Италии, напоминал ему о первых днях его славы и дружеских отношениях, ибо был единственным из итальянских государей, не собиравшимся вредить французской армии, и Наполеон с огорчением заставил его испытать долю всеобщих невзгод.
Император был принят в великолепном дворце бывших епископов Вюрцбурга, немногим уступающим Версальскому, пышном памятнике изобилию Германской церкви, в прошлом столь могущественной и богато наделенной, а ныне столь бедной