опустошил ряды французских войск, и в одном пункте не смогли бы собрать и шести тысяч человек. Англичане, воспользовавшись долгой осадой Гаэты, разделявшей армию и опустошавшей ее лихорадкой, высадились в заливе Святой Ефимии в количестве восьми тысяч человек под предводительством генерала Стюарта. Размещенный в Козенце генерал Ренье едва смог собрать четыре тысячи французов и смело бросился к месту высадки. Атаковав генерала Стюарта на заболоченном участке, где не имел возможности действовать с единством, потребным для компенсации своего численного меньшинства, он был оттеснен и вынужден отступить вглубь Калабрии. Хотя его неудача и не являлась проигранным сражением, она возымела последствия такового и вызвала восстание калабрийцев в тылах французов. Генералу Ренье пришлось вести ожесточенные бои, чтобы собрать свои рассеянные подразделения, его больных и раненных подло убили, и он не смог помочь им, а теперь вынужден был, прорываясь, сжигать деревни и уничтожать восставшее население. Впрочем, он действовал энергично и быстро и выстоял под ожесточенным огнем. Следует воздать честь достойному поведению генерала Стюарта в этих обстоятельствах. Повсеместное и ужасающее истребление французов возмутило его. Пытаясь возместить у жестоких горцев недостаток человечности любовью к деньгам, он обещал по десять дукатов за солдата и по пятнадцать за офицера, приведенных живыми, и обращался с теми, кого удалось спасти, с уважением, с каким должны сообщаться меж собой цивилизованные нации, когда они обречены воевать друг с другом.

Эти события подстегнули новое неаполитанское правительство. Жозеф ускорил осаду Гаэты, дабы иметь возможность перевести всю армию в Калабрию. При нем находился Массена, одно имя которого повергало в трепет неаполитанцев. Жозеф вверил ему взятие Гаэты, но послал его туда лишь тогда, когда работы на подступах завершились и нужно было применить силу. Генералам инженерных частей Кампредону и Валлонгу поручили руководить операциями осады. Они следовали предписаниям Наполеона, который велел вводить в дело тяжелую артиллерию лишь при максимальном приближении к крепости. Вынужденные рыть траншеи в скалистом грунте, французы продвигались медленно и безответно переносили огонь множества пушек и мортир. Осаждавшие получили 120 тысяч ядер и 21 тысячу бомб, прежде чем ответили на эту массу снарядов. Достигнув, наконец, дистанции, годной для установки тяжелой артиллерии, они открыли разрушительный огонь. Крепкие стены Гаэты, стоящей на скале, сначала не поддавались, а затем вдруг обрушились, открыв две широкие и удобные бреши. Солдаты настойчиво требовали приступа, как цены за их долгие труды, и Массена, сформировав две атакующие колонны, собирался дать им свое согласие, когда осажденные предложили капитуляцию. Крепость была сдана 18 июля со всем снаряжением, которое содержала, а гарнизон отплыл на Сицилию, обязавшись не служить более против короля Жозефа. Осада стоила тысячи человек осаждавшим и стольких же – осажденным. Генерал инженерной части Валлонг, один из самых выдающихся офицеров в своем роде войск, погиб во время этой осады; комендант крепости принц Гессен-Филиппштадский был тяжело ранен.

Массена без промедления отбыл с войсками, высвободившимися после взятия Гаэты, 1 августа прошел через Неаполь и поспешил на помощь генералу Ренье, который держался в Козенце, среди восставших калабрийцев. Подкрепление Массена доводило основное соединение французов до 13–14 тысяч человек. Одного этого, не считая присутствия Массена, было более чем достаточно, что оттеснить англичан к морю. Они настолько были к этому готовы, что 5 сентября при известии о приближении знаменитого маршала погрузились на корабли, и Массена осталось только усмирить восставших. Он нашел их более многочисленными и ожесточенными, чем предполагал поначалу, и был доведен до необходимости сжечь несколько селений и истребить разбойников, которые резали французов. Он развернул свою обычную мощь и за несколько недель почти загасил пламя восстания. В минуту, когда в Пруссии начинались великие события, о которых мы будем рассказывать, в Южную Италию возвращалось спокойствие.

В то же время важные события происходили в Далмации. Русские по-прежнему удерживали залив Каттаро. Наполеон, основываясь на их поведении в этом вопросе, решил завладеть маленькой Рагузой, отделявшей Каттаро от остальной Далмации, и послал туда с этой целью своего адъютанта Лористона с пехотной бригадой. Того вскоре окружили восставшие черногорцы и русский корпус в несколько тысяч человек. Блокированный англичанами с моря, осажденный с суши жестокими монтаньярами и регулярными русскими частями, Лористон подвергся подлинной опасности, которой, впрочем, противостоял с доблестью. К счастью, на помощь ему поспешил генерал Молитор, верный товарищ по оружию и твердый и умелый офицер. Он форсированными маршами передвинул на Рагузу корпус в четыре тысячи человек, решительно атаковал лагерь русских и черногорцев, захватил его, хотя тот был весьма сильно укреплен, и освободил французов, находившихся в крепости. Он предал мечу множество черногорцев и надолго отучил их от набегов на Далмацию.

Как видим, в отдаленных странах французское господство устанавливалось не без труда. Чтобы получить одобрение Европы, понадобились великие сражения; теперь нужны были ежедневные бои, чтобы получить одобрение населения. Основание второго семейного королевства на другом конце империи, королевства Голландии, представляло иные, хоть и не менее серьезные трудности. Степенные и миролюбивые голландцы не собирались восставать, подобно горцам Калабрии и Иллирии, но они противостояли королю Луи своей инертностью и чинили не меньше неприятностей, чем калабрийцы Жозефу. Правительство штатгальтера ставило Голландии много долгов. Все последующие правительства также наделали значительные долги, чтобы справиться с военными расходами, поэтому король Луи по прибытии в Голландию обнаружил бюджет с расходом в 78 миллионов флоринов и приходом в 35. Из этих расходов 35 миллионов составляло одно только обслуживание процентов долга. Остальное предназначалось для армии, флота и дамб. Несмотря на такое положение, голландцы и слышать не хотели ни о новых налогах, ни о снижении процентов долга, ибо эти профессиональные заимодавцы, привыкшие сдавать капитал в аренду всем правительствам, собственным и иностранным, рассматривали долг как свою самую священную собственность. Здесь грозило не восстание, а разорение. Король Луи принял решение, которое казалось ему самым простым, то есть согласиться с соображениями голландцев и привязать их к себе, пойдя навстречу их желаниям. Стараясь скорее понравиться им, чем служить им, король Луи согласился с системой финансов, отвечавшей сегодняшним интересам Голландии. К 35 миллионам флоринов дохода добавили примерно 15 миллионов новых налогов, что доводило общий доход до 50 миллионов, и, чтобы свести расходы от 78 миллионов к 50, пропорционально сократили армию и флот. Король Голландии написал в Париж, что отречется от короны, если эти сокращения не будут приняты. Так, Наполеон в своих собственных братьях встречал дух сопротивления союзных народов, которые думал прочнее привязать к себе путем учреждения семейных королевств. Он был этим глубоко оскорблен, ибо под духом сопротивления таилась великая неблагодарность, как со стороны освобожденных